Рыцари в старинных доспехах галопом проскакали мимо меня. Я почувствовал, как земля у меня под ногами дрожит от топота сотни подкованных копыт. Пики ломались при ударе о чешуйчатый панцирь чудовища, а две попали прямо в огненную пасть. Именно тогда я сделал то, что надеялся сделать, когда разговаривал с Арнтором; то, что когда-то сделал Майкл на берегу пруда. Все, что я рассказывал Таугу, стало явью для меня, а эльфы, даже сама Дизири, превратились в моем сознании в видения, в мысленные образы, которые можно вызывать и прогонять по желанию. Я призвал их, как бог, и они явились на мой зов.
Остерлинги впереди и люди позади меня разом остановились, и во внезапно наступившей тишине я услышал гул над головой, подобный жужжанию миллиона пчел. Я поднял глаза и увидел в небе тучу стрел.
На помощь пришла Дизири и вместе с ней двухтысячное войско: моховики и саламандры, ледяные эльфы и маленькие бодаханы, которые не отличались воинственным духом, но сражались (когда сражались) из чувства долга, не прося и не даруя пощады.
О той битве сложены легенды и песни, Бен. Я знаю, ты никогда их не услышишь, а мой рассказ не сможет с ними соперничать. Я в общих чертах опишу ход битвы, но и только.
Тауг и Робер нанесли остерлингам удар с тыла, как я надеялся. Мы атаковали во фланг – рыцари Меча, эльфы и люди, следовавшие за мной. Остерлинги держались дольше, чем каан имел основания ожидать, посылая в доблестнейших на свете рыцарей тучи стрел. Арнтор разверз уста, и драконы обратились против них, и они дрогнули и бежали; остерлинги, находившиеся на южном берегу, увидели беспорядочное отступление своих соплеменников и тоже пустились в бегство. Устремившись в погоню, мы нанесли неприятелю огромные потери. И еще большие, когда враг остановился и попытался отстоять позиции на северном берегу. Там сражались лучшие воины Остерленда, спаги и собственное войско каана, и лишь немногие остались в живых.
Помимо этого, я могу описать лишь несколько эпизодов. Когда мы атаковали во фланг и завязался ожесточенный бой, я, словно в лихорадочном бреду, увидел двух слепцов, вооруженных длинными, крепкими палками и ведомых вперед девочкой-подростком и женщиной с мечом. Ты легко догадаешься, кем были эти четверо. Но не догадаешься, что Бертольд Храбрый получил удар копьем в живот еще на восходе луны.
Один раз я упал, и остерлингский капитан, сбивший меня с ног, встал надо мной и приготовился нанести следующий удар. Думаю, он знал, кто я такой, и надеялся, что я взмолюсь о пощаде, дабы он мог похваляться этим впоследствии. Спасшее меня существо походило на огородное пугало, слепленное из мха и грязи, из веток, коры и зеленых листьев. Я узнал своего спасителя и, сняв старый шлем, обнял прелестную Дизири прямо там, на поле битвы.
Арнтор встретился с Черным кааном у самой воды. Черный каан пал от рокового меча, и хотя тяжесть кольчуги влекла бездыханное тело ко дну, оно было унесено течением и так потом и не найдено. Арнтор оставался в живых до момента, когда узнал о нашей полной победе, но не долее. Мардер и Бахар накрыли тело короля плащом и никому не позволили взглянуть на него; оно было сожжено той ночью на погребальном костре, сложенном из сломанных копий, стрел и расколотых щитов. Если бы я увидел тело, возможно, я сумел бы объяснить, почему Гейнор столь решительно отвергала Арнтора. Но я не видел и потому не делаю никаких предположений.
Он был лишен обаяния и безудержного честолюбия своего брата, и, наверное, это хорошо. Он имел склонность к жестокости и коварству, но держал в узде эти качества лучше, чем большинство подобных людей. Он был отважен и справедлив без жалости – или, по крайней мере, редко испытывал жалость. Его род давал Целидону более мудрых королей и более искусных военачальников, но ни одного более хитрого. Он никогда не смягчался сердцем, и если имел множество преданных слуг, то друзей не имел.
Позже произошел еще один эпизод, о котором я поведаю ниже.
Когда битва закончилась и я убрал Этерне в ножны, я собрал людей, сражавшихся под моим командованием. Только тогда я узнал о ранении Бертольда Храброго и понял, что он наверняка умрет. В противном случае я, возможно, не решился бы сделать то, что сделал.
Среди собравшихся были Тауг и Робер и старая Герда, которая во время боя помогала перевязывать раненых и теперь еле держалась на ногах от усталости. А также Линнет, Этела и Вил. У Вистана на голове была повязка, наложенная Ульфой и закрывавшая пол-лица, и Анс поддерживал его под руку с таким видом, словно боялся, что он лишится чувств или вообще испустит дух. Я велел Вистану сесть поближе к костру и послал за Поуком и Гильфом, которого мы перед боем посадили на двойную цепь, чтобы спасти ему жизнь. Я почти ничего не говорил, покуда они не присоединились к нам.
– Друзья мои, – начал я, устремляя взгляд на изможденные лица людей, теснившихся позади тех, кто сидел в первых рядах, возле самого костра. – Я в неоплатном долгу перед вами. Я не могу вознаградить вас по заслугам, и возможно, вы никогда не получите награды за то, что спасли свою страну. Единственное, чем я могу вознаградить вас, – это сказать вам правду и на ваших глазах сделать то, что я намерен сделать сейчас и буду делать, пока меня не остановят. Что произойдет скоро.
Они зашевелились, но никто не заговорил.
– Первое: правда. Я предполагал вести вас в бой, сидя верхом на Облаке. Я лишился ее. Вы помните, что во время нашего похода на юг Облака со мной не было, покуда мы не встретились с солдатами Дракона. В великодушии своем Лотур вернул ее мне. Вероятно, он ожидал, что в благодарность за такую услугу я нарушу клятву, данную его отцу. Тогда мне настал бы конец, как произойдет очень скоро. Я не оправдал ожиданий Лотура, но в самый тяжелый момент его отец забрал у меня Облако. Это сильно повредило нам, и вся вина здесь лежит на мне. Я признаюсь вам в этом сейчас.
Несколько человек неуверенно запротестовали. Я поднял руку, призывая их к молчанию.
– Такова правда, и теперь вы ее знаете. Это еще не все. В Скае Вальфатер, величайший и добрейший из правителей, находящихся в подчинении у Верховного Бога, наделил меня чудесной силой. Спустя много лет я обратился к нему с просьбой отпустить меня обратно в Митгартр. Он согласился при условии, что я не стану использовать свои способности здесь, и я поклялся, что не стану… Я клятвопреступник, ибо нарушил данную Вальфатеру клятву, когда остерлинги осаждали Редхолл. Некоторые из вас находились там и никогда не забудут бурю, которую я вызвал. Сегодня ночью я собираюсь снова нарушить клятву, открыто и столько раз, сколько успею.
Несмотря на смертельную усталость, они вновь беспокойно зашевелились при этих моих словах.
Я подозвал к себе Бертольда Храброго. Он не стоял на ногах, но Поук и Анс подвели его ко мне, поддерживая под руки. Я сорвал с него повязку и исцелил его.
– Стань на колени, – велел я, – и Герда рядом.
Бертольд Храбрый ощупывал свой живот в поисках раны, но подчинился моему приказу. Ульфа привела Герду и заставила ее опуститься на колени тоже. Я возложил руки им на головы и почувствовал, как моя сила изливается из меня. Ее потребовалось много, чтобы вернуть Бертольду Храброму то, что он оставил в каком-то пруду в далеком прошлом.
Когда я открыл глаза, они по-прежнему стояли передо мной на коленях. Тишина удивила меня, ибо я ожидал великого шума, но все остальные могли видеть лишь согбенные спины двух коленопреклоненных людей при неверном свете костра. Волосы Бертольда Храброго снова стали черными, а волосы Герды – цвета спелой пшеницы. Однако мои ладони по-прежнему покоились у них на головах, и даже зрители в первых рядах не могли ничего рассмотреть толком.
Я велел Бертольду Храброму и Герде встать. Они подчинились, и Бертольд Храбрый вскричал: «Я вижу! Я вижу!» Герда крепко обняла его, и они расплакались – хотя она снова была молодой и красивой женщиной со смеющимися глазами.