Она содрогнулась.
— Ни одного приличного когтя на лапе.
Квиквелла выпустила длинные шипы.
— И плоские морды, — добавила Алеукауна. — Поцелуй — скорее не сближение, а столкновение.
— Ничего, спасибо, мы вполне справляемся, — без малейшего смущения заступилась Ансибетта за свое племя.
— А я рада, что я не человек, — фыркнула в усы Пиввера.
Над ними возвысился могучий силуэт.
— К чему эти детские споры? — Умаджи Туурская обняла Ансибетту за плечи тяжелой лапой. — Да, природа обделила людей шерстью, но нам бы не презирать их за это, а посочувствовать! К тому же они — приматы! — К Алеукауне повернулась широченная морщинистая морда. — Более того, плоские лица, да будет вам известно, имеют свои преимущества.
— В самом деле? Хоть убей, не пойму, как можно считать плюсом отсутствие нормальной морды.
Бурное обсуждение разновидностей рыл, шкур, клыков и иных частей тела вконец допекло Маджа, тщетно мечтавшего забиться в тихий уголок, и заставило его выбирать между топом мачты и трюмом. В конце концов он плюнул и остался на месте. От него сбежала хваленая безбоязненность, прежде позволявшая дневать и ночевать в «вороньем гнезде», а состояние желудка, забившегося куда-то между пищеводом и легкими, не вдохновляло приближаться к зловонному и сырому трюму.
С помощью добродушного, а может быть, сочувствующего ветерка судно быстро бежало на юг.
Через неделю на горизонте обозначилась грозовая туча. Стоявший у штурвала Найк поманил Джон-Тома. Море заметно осерчало, а мангуст по собственному опыту знал, на что способен океан в непогожий день.
— Что вы на это скажете? — Он указал вперед. Полоса шквала, растянувшаяся насколько хватало глаз, накатывала опасным темно-серым валом. — Надо ее как-то обойти. Куда повернем, влево или вправо?
Маленькие, но сильные лапы застыли в напряженном ожидании на штурвале.
— Почему вы меня спрашиваете? — Джон-Том с тревогой разглядывал зловещие облака. На миг влажное подбрюшье бури осветила молния, бурлящая воздушная стихия окрасилась сурьмой. — Я не мореход. На этой лоханке у меня роль пассажира.
Найк нервно почесал покрытое короткой бежевой шерстью темя.
— Разве вам не по силам успокоить океан чаропением? Или хотя бы провидеть спасительный курс?
— Ничего не получится. Мой профиль — извлечение из иных реальностей одушевленных и неодушевленных предметов. С такими непредсказуемыми явлениями, как погода, мне еще не приходилось иметь дело. Я могу с тем же успехом утопить вас, а не спасти.
— Наш кораблик крепок, но не велик, и мы — не очень-то опытная команда. Времени осталось немного, скоро на нас обрушится шторм. Неужели вам нечего предложить?
— Ну, подумать никогда не вредно, — ушел от ответа Джон-Том.
Над его плечом раздался звон. Облачко нот висело так близко, что щеке стало тепло, и настойчиво пело. «Невероятно, — подумал он, — одна и та же мелодия способна выражать самый широкий спектр эмоций, всего лишь изменяя темп и громкость».
Найк смотрел на облачко и диву давался.
— В вопросах мистических я ничего не смыслю, но спилите мне зубы, если музыка не пытается что-то сказать.
— Не правда ли, у нее беспокойный вид? — Пульсирующие крапинки кружились в считанных дюймах от глаз Джон-Тома. — Что ты хочешь сказать?
Музыка, будто в ответ, вытянулась в тонюсенькую розовую полоску, застыв над волнующимся морем в нескольких градусах правее носа корабля, и запело на пределе громкости. Это повторилось несколько раз. Чаропевец уже знал смысл этого жеста.
— Что оно делает?
Мангуст крепче ухватился за штурвал.
— Предлагает изменить курс. Думаю, стоит последовать совету — хуже не будет. Если, конечно, у вас нет другой идеи.
— Чаропевец, я уже сказал, что я всего-навсего моряк-любитель. — С этими словами лейтенант крутанул штурвал, и нос пошел вправо. — Вы уверены в правильности этого направления?
— Нет, но я всегда уверен в музыке. Если сейчас же не встать на ее курс, мы обязательно врежемся в бурю. А так — глядишь, и спасемся. Может быть — всего лишь может быть, — музыка знает, что делает. Уж я-то совершенно не знаю.
Ноты образовали спираль, затем овоид. С каждой переменой формы изменялся и темп. Только в одном музыка оставалась постоянной: в своем выборе курса.
Умаджи прислонилась к планширу левого борта и задумчиво глядела на воду. В считанных ярдах от ее морды кристаллизовался серебристый туман. Она с возгласом изумления отшатнулась от призрака. Джон-Том заметил, что горилла хорошо поработала над мехом на затылке и шее — уложила его в множество тонких изящных завитков. Кудряшки придавали облику могучего примата что-то трогательно-младенческое.