Пока он настраивал дуару, а Мадж изображал украшение на носу корабля, солдаты осторожно спустили на воду единственную шлюпку. Напутствуемые градом советов и предостережений, друзья гребли к берегу. Впереди кружилась и приплясывала в воздухе возбужденная музыка.
Высадка на мелкий черный песок прошла благополучно. Корабль остался за пределами слышимости, а посему Мадж поспешил превратиться из рыцаря без страха и упрека в его полную противоположность.
— Какого клепаного лысого черта я здеся делаю? — кипятился он, помогая Джон-Тому вытащить лодку из воды. — Чувак, че за вонючие обстоятельства затолкали нас в эту паршивую дыру?
Джон-Том аккуратно сложил весла в лодку.
— Во-первых, твое тщеславие. Да-да, это оно тебя сюда привело. Тщеславие и жадность, вот что всегда тобою движет.
От этих слов выдр заметно повеселел.
— Вот спасибочки! А я уж было подумывал, и правда мне хана! — Он расплылся в ухмылке. — Квинтэссенция мужества! Это ж надо такое сморозить!
— Пиввера знает, что делает. Если одна струнка души не отзывается, надо тронуть другую. — Джон-Том стер с ладоней морскую соль. — Ладно, пошли.
Выдр огляделся:
— Пошли? Куда пошли?
— Туда, куда шли все это время.
Джон-Том указал на звонкое облачко. Оно возбужденно голосило у опушки увечного леса.
— Шлепать за косяком безмозглых нот? Ты это всерьез?
— Я это всерьез.
— Интересно, че это я ни капельки не удивлен? — Запрокинув голову, выдр разглядывал тропу впереди. — Тока ты, кореш, не торопись, ладно? Ты ж знаешь, лапы у меня не шибко годятся для скалолазанья. Тут вы, люди, затыкаете нашего брата за пояс.
Джон-Том двинулся вперед.
— Не волнуйся. Будет трудно — я помогу.
Когда стало ясно, что он идет в одиночестве, пришлось остановиться, оглянуться.
— Да идем же!
Мадж задумчиво водил по песку носком башмака.
— Знаешь, приятель, я б лучше остался и посторожил шлюпку. Ты ж не хочешь, чтоб мы с тобой застряли на этом поганом островке?
— До корабля плыть всего ничего. Идем. Где твое хваленое мужество?
Выдр неохотно поплелся за ним.
— Ваще-то при мне. Я просто хотел проверить, смогу ли в случае чего с ним совладать. В некоторых ситуациях, по твоей вине возникающих, это бывает совсем нелегко.
Между тем на прочно заякоренном судне солдаты терли и мыли все подряд, а принцессы собрались на корме — поговорить.
— Наконец-то! — с откровенным облегчением произнесла Сешенше. — Я уж думала, мы никогда не отдохнем от кошмарного выдра.
Схожим образом рассуждала и Алеукауна:
— Да! А ты заметила, как он на тебя пялился? Глазищи как у совы! Что называется, откровенный взгляд!
Квиквелла шлифовала когти.
— У выдр в словаре нет такого слова — скромность. Во всяком случае, у особей противоположного нашему пола.
— Подруги, не слишком ли горячее у вас воображение? — Умаджи лежала на палубе, млея на солнышке. — Или вы чересчур мнительны? На меня он так не смотрел.
Сешенше и Квиквелла переглянулись и сдавленно захихикали, а Пиввера сказала:
— Ну, я даже не знаю. По-моему, он вполне ничего.
— Понятно, ведь он из твоего племени, — заметила Алеукауна.
— Да, понятно, но непрос-стительно.
Сешенше опять хихикнула.
— Так бери его себе, кто же против? — Ансибетта легонько пожала плечами. — Выдры-самцы такие… такие…
— Какие? — Пиввера взглянула на нее в упор.
— Упертые. Разве они умеют думать о чем-нибудь, кроме?..
— Кроме чего?
Пиввера не собиралась отпускать ее за здорово живешь.
— Кроме рыбы. Только о ней и говорят! Разновидности рыбы, блюда из рыбы, ловля рыбы. Более того: от Маджа пахнет рыбой. Он помешался на рыбе!
— Да неужели? — Пиввера недобро ухмыльнулась. — Что ж, дорогая Ансибетта, не буду спорить. Человеческая наблюдательность никогда не перестанет меня восхищать.
— Просто мне кажется, это так очевидно, — прошептала Ансибетта.
— О, несомненно, — согласилась Пиввера.
— Лейтенант?
Пауко стоял на баке, разглядывал берег.
К нему подошел Найк:
— Что-нибудь видишь, солдат?
— Вижу сияние, командир. Но не близко. На порядочном расстоянии, за рифом. — Пауко напряг великолепное зрение. — И оно почему-то кажется знакомым.
Покрытое хитином насекомовидное существо, что сгустилось в пульсирующем облаке, успело оглядеться по сторонам и выкрикнуть на своем языке эквивалент земного «О, черт!». После чего шлепнулось в море. Оно бы, пожалуй, даже заморгало от растерянности, если бы природа снабдила его веками.