Род проводил подавальщицу хмурым взглядом.
Мимо семейства Гэллоуглассов поспешно прошли двое пожилых мужчин с проседью на висках, в вышитых кафтанах.
— Да и я говорю: герцог наш желает всю нашу торговлю к рукам прибрать, — недовольно проговорил один из них. — Попомни мои слова: не пройдет много времени, и он скажет нам, чем нельзя торговать, а на какие товары он будет давать разрешение тем купцам, что пресмыкаются перед ним.
— Вот-вот, и еще половину нашей прибыли станет отбирать, — согласно кивнул второй. Однако сказано это было без эмоций, почти равнодушно.
Они вошли в кабачок, а Род ошеломленно пробормотал:
— Более наглой лжи я не слышал с тех пор, как оказался в Грамерае! Герцог Тюдор — на редкость легкомысленный и рассеянный человек. Порой кажется, что ему все безразлично!
— Люди поверят любому слуху, — вздохнула Гвен.
— Верно, но деловые люди должны проверять, верны ли слухи, а эти двое — купцы. Если они будут пользоваться непроверенными фактами, они могут и разориться.
Тут на постоялый двор вошел обоз. Нагруженные поклажей ослы еле двигали ногами и шли, низко опустив головы. Возницы что-то крикнули животным и спрыгнули с козел, а к осликам поспешили конюшие.
— Говорят, этот Альфар — человек справедливый, — сказал один из них.
— Ага, и не скупердяй вдобавок, — отозвался другой. — Я слыхал, что у тех, кто служит ему, нет недостатка ни в чем.
Первый печально покачал головой:
— А нашему герцогу Тюдору нет дела до бедняков.
— Да что они, с ума посходили, что ли? — прошептал Род. — Герцогство Тюдорское — почти процветающее государство!
— Так и есть, — горестно отозвался второй конюх. — Но уж хотя бы у нашего-то герцога крестьяне не ходят в лохмотьях и не живут на хлебе и воде из-за того, что слишком высоки подати, как у князя Романова.
— Ну и ну! — вспылил Род. — Нет, конечно, никто никогда не называл Романова ходячей благотворительностью, но уж по крайней мере он всегда понимал, что если крестьяне голодны, толку от них никакого.
Грегори уставился в одну точку.
— Папуля, — сказал он серьезно, — мне не нравится, какие у них умы.
Гвен, раскладывавшая по мискам жаркое, замерла и сосредоточилась. В следующее мгновение она медленно кивнула.
— Там что-то такое… — Вдруг она вытаращила глаза. — Муж мой, это… оно давит на меня, оно внутри моей головы!
Все дети, как по команде, не мигая, уставились в пространство.
— Эй! Эй! — в тревоге воскликнул Род. — Перестаньте! Если тут кто-то промывает местным жителям мозги, это может быть опасно!
Дети заморгали и перевели взгляд на отца.
— Мама все правильно сказала, — сообщил Магнус. — Что-то давит на разум всех, кто здесь живет, — и на наш разум тоже. Только в наш разум это не может проникнуть.
— В таком случае тому, кто этим занимается, известно о нас все, что нужно, не правда ли? — проворчал Род, сдвинул брови и пожал плечами. — С другой стороны, он и так все знает. Ага, вот и я почувствовал…
С экстрасенсорной перцепцией у Рода было не так легко и просто, как у Гвен и их детей. Они родились и выросли с этими способностями, для них читать чужие мысли было так же естественно, как петь песенки. А продремавшие всю жизнь таланты Рода были пробуждены всего три года назад. Для того чтобы настроиться на прием чужих мыслей, ему нужно было закрыть глаза, представить себе ровную серую стену и самому ни о чем не думать. Потом, когда он уже начинал слышать мысли других людей, он мог открыть глаза и смотреть вокруг, в то время как его разум работал на прием.
Но на этот раз Роду не было нужды открывать глаза. Странное ощущение возникло у него еще до того, как он прочел чьи-то мысли. А когда прочел, то понял, что мысли находятся в точном резонансе с ощущением давления. Это были мягкие, приятные, баюкающие волны, нагоняющие на разум летаргический сон. И все же в их накате слышались едва уловимая подозрительность и тревога. Главной же тональностью волнообразного массажа разума звучала мысль о том, что колдун Альфар способен позаботиться обо всем и сделать так, что всем будет хорошо.
Род открыл глаза и обнаружил, что все его семейство таращится на него. Впервые за все время с тех пор, как Гэллоуглассы тронулись в путь, во взглядах детей был страх.
Ярость — жаркая, всепобеждающая — охватила Рода. Нервы Рода словно пламенем обожгло, его руки задрожали, он возжаждал сжать глотку того негодяя, который угрожал его детям.
— Нет, супруг мой, — тихо проговорила Гвен и взяла Рода за руку. — Нам нужна твоя мудрость, а не твоя злоба.