– Не буду оспаривать, но скажи мне, сестра – будет ли разумный и вменяемый человек ранним утром прыгать и бегать по комнатам голый, завернувшись лишь в покрывало на манер тоги, и громогласно декламировать стихи, прямо сочащиеся пафосом?
Чародейка расхохоталась.
– Что, все прям так серьезно?
Джулия молча встала, отложила шлем, подняла с кровати тяжелое парчовое бежевое покрывало, лежавшее на одеяле, и обмоталась им так, что одно плечо и рука оставались свободными, вторая придерживала одеяние изнутри, а сзади волочился длинный шлейф. После этого Скорпи начала бегать по комнате, сшибая мебель и отчаянно жестикулируя свободной рукой. Влезла на кровать, попрыгала немного там, потом вновь спустилась, побегала еще немного, а затем остановилась перед ухахатывающейся от этого театра чародейкой. Воздела руку вперед ладонью кверху, вздернула подбородок и нараспев продекламировала в потолок:
– Живущая в кругах небес
Владычица существ всех сущих,
Кто свет из вечной тьмы вознес
И твердь воздвиг из бездн горющих,
Дщерь мудрости, душа веков!
На глас моей звенящей лиры
Оставь гремящие эфиры
И стань посредь моих стихов!..
Джулия замолчала, опустила руку и посмотрела на Лайзу, которая согнулась пополам, спрятав лицо в ладонях, и крупно дрожала всем телом.
– Ну, что это такое? – задумчиво спросила у чародейки Скорпи. – Что такое хотя бы горющие бездны, кто мне объяснит? Горящие? Или горюющие? А я еще до сегодняшнего дня самодовольно полагала, что хорошо знаю лирский. Аха-ха три раза. Твердь и дщерь. Несколькими строчками твой друг показал мне все те глубины моего языкового невежества, что оставались до сей поры скрытыми от меня. Он продемонстрировал мне, что я лишь ребенок, играющий в камушки на берегу великого океана, в глубине которого водятся чудовища.
– Ой, на Лире тоже никто так не изъясняется, – успокоила баронессу Лайза. – Это не повседневный язык.
– Но он же должен быть понятен?
– Сплетничаете, да? – высунулась из-за двери ванной мокрая голова Саймона. – И вижу, что обо мне и моем творчестве. А вот неча! Сие не для вас и не про вас писано. А возлюбленная императрица, услада очей моих, все поймет в точности, ибо она своими очаровательными глазами прямо в душу смотрит. И она прочтет в моем сердце все то, что я хочу сказать, не важно какими словами. Так что неча тут, неча опошлять мою возвышенную оду.
– Ты готов, опошлятель? Давай одевайся, скоро обедать пора будет, а мы еще не завтракали! – воскликнула Джулия.
– Ну так выйди! – ответил Саймон, показывая из-за двери одну руку и совершая ею прогоняющие движения. – Я конечно не против, а очень даже за, когда в моей спальне две такие красотки, но все же не сейчас, а? Мне одеться надо.
– Пфе, что мне там рассматривать, – фыркнула Джулия, бросила покрывало на кровать, подхватила свой шлем и направилась к выходу из спальни.
– О не скажи, ты можешь быть удивлена, – пообещал бард. – Правда, Лайза?
– А? Меня не спрашивай, я не при делах, – замахала руками чародейка, направляясь следом за Джулией.
Когда Саймон оделся и вышел из спальни, то обнаружил, что Лайза и Джулия вынесли еду из столовой на веранду и уже приступили к завтраку.
– Э?! А меня подождать? – возмутился бард, усаживаясь за стол.
– Это тебе за все твои выкрутасы с одами, из-за которых мы так поздно завтракаем.
– Вот попрошу без этого. Оды – это одно, а завтрак – это совсем другое!
С веранды бардовской резиденции открывался вид на город. Внизу были видны здания, корабли на каналах, множество спешащих по своим делам хильдар. Вдали, за чертой города, начинались холмы, делающие горизонт волнистым, словно застывшее бурное море. В небе светил Коар, и его лучей было достаточно, чтобы сделать пребывание на открытом месте теплым и приятным.
Завтрак состоял из яичницы-глазуньи из двух яиц с длинными полосками тонкого поджаренного мяса, пары жареных колбасок, поджарки из картошки с капустой, тостов с маслом, двух или трех нарезанных помидоров, большой порции белой фасоли с грибами под томатной пастой, стакана апельсинового сока и чашки кофе с круассаном. И все это было просто умопомрачительнейше вкусно! Желтки у яиц были ярко-оранжевыми и жидкими, а бекон нежным и сочным. Жареные колбаски оказались хрустящими снаружи и полужидкими внутри. Сок был выжат буквально только что. Кофе пылал густым жидким огнем, а круассаны были хрустящими, воздушными, тающими во рту, да еще и с шоколадной начинкой.
– Уф! – Лайза поставила чашку на блюдечко, промокнула губы салфеткой и откинулась на спинку кресла. – Хороший завтрак. Мне нравится.