– Мы пойдем в спортзал и позанимаемся там до твоего возвращения, – успокоила Лайза баронессу, заметно ошарашенную потоком бардовской фантазии.
Около полуночи в дверь резиденции Саймона коротко постучали. Бард открыл дверь и увидел на пороге чародейку. Волосы Лайзы были растрепаны, в глазах плясали искры неперсонифицированной мстительной ненависти. Чародейка окинула взором гостиную друга, остановив взгляд на исписанных листах бумаги на столе, и хрипло произнесла:
– Две тысячи пятьсот двадцать.
– Аналогично. Пока что дошел точно до такого же значения. А ты чего такая всклокоченная?
– Сначала пыталась не думать об этом. Безрезультатно, если честно… Знаешь, как не думать о белой обезьяне. Постоянно возвращаешься к этой теме. И это при том, что я хорошо управляю своими мыслями, не допуская навязчивых! И одна часть меня говорила, что это глупость и абсолютно бессмысленное знание. А вторая прыгала от любопытства и пыталась найти решение. Потом я сдалась и посчитала. Все просто оказалось. Вроде бы… Я достаточно быстро подобрала это число, две тысячи пятьсот двадцать, но меня все еще терзают сомнения – вдруг я что-то упустила, и можно еще уменьшить? Хотя я и не понимаю, каким образом.
– Ты заходи, чего на пороге стоишь… А ты как решала?
– Сначала в лоб – перемножила все нужные числа, все первые десять, чтобы получить гарантированно кратное им всем число. А потом уменьшала его, постепенно сокращая на общие множители. Ну, понятно, что если число делится на десять, то оно при этом делится и на пять, и на два. Так и дошла. А теперь думаю, можно ли еще улучшить результат. Вроде бы нет. Я разложила все частные, то есть результаты деления этого числа на один, на два, на три и так далее, на простые множители. И там больше нет такого, на что можно сократить. Из этого я и делаю вывод, что либо я нашла искомое, либо моих познаний в математике недостаточно для обнаружения следующего шага…
– Ха! Да не принимай ты это так всерьез, – посоветовал Саймон. – Хочешь еще задачку?
– Нет. Ладно, давай…
– Слушай тогда. Человек рыбачил с лодки на реке. У реки есть течение, разумеется, а лодка стояла на якоре. Через какое-то время рыбак поднял якорь, взялся за весла и с какой-то скоростью поплыл вверх по течению. Проплыв двадцать минут, рыбак обнаружил, что обронил удочку в том месте, где рыбачил. Вернулся за ней и обнаружил, что с момента его отсутствия удочка отплыла на одну лигу вниз по течению реки. Требуется найти скорость течения, если временем на разворот лодки можно пренебречь.
– Зачем я это слушаю?..
– Чтобы решить. Это же забавно!
– Мдя? Дай лист бумаги хоть…
День 75
Рано утром Лайза растолкала барда, который спал в одежде поперек своей кровати. Математические посиделки затянулись до поздней ночи, пока чародейка не махнула рукой и не отправилась к себе. Бард же посидел еще немного, а затем добрался в спальню, пробормотал "Я на секундочку прилягу…" и рухнул на кровать.
– А? Кто это? – сонно поинтересовался Саймон. – Ты как сюда попала?..
– Ты дверь не закрыл, – объяснила чародейка. – Вставай, новый день начинается и обещает нам свежие удивительные впечатления!
– Аааа, – зевнул Саймон, безуспешно пытаясь встать. – А который час?
– Шесть утра, – сообщила Лайза, за руку стаскивая друга с постели и волоком таща в сторону ванной комнаты.
– Обалдеть. То-то я спать хочу. Чего такую рань вставать?
– Давай-давай, просыпайся, умывайся. Немного перекусим и пойдем в спортзал.
– А может – ну его, этот спортзал? Поспим немного. Джулия вроде обещала к обеду вернуться… Я смогу дождаться ее в кроватке, – бард сделал попытку свернуться калачиком прямо на полу. – Или прямо здесь…
Чародейка подтащила барда к душу и включила холодную воду.
– У тебя пятнадцать минут. После этого я считаю, что ты уснул, и прихожу тебя вызволять из власти снов. Делать это буду холодной водой.
– Ладно, я тебя понял, – кивнул лежащий бард, принимаясь расстегивать пуговицы рубашки. – И покоряюсь суровым требованиям. Но ты мне потом объяснишь, к чему такое рвение и такой ранний подъем.
Через полчаса Лайза бодрым шагом двигалась по улицам Камалона в направлении Дворца спорта. Бард плелся следом, держа в руках большую кружку горячего кофе, из которой то и дело отхлебывал на ходу.
– Зачем? Вот зачем? Ответствуй мне, Лайза, зачем же бежим мы сквозь утро, пугая видом своим невинных прохожих? – вопрошал бард с трагизмом в голосе, который звучал бы уместно на подмостках драматического театра, но был неуместен и дик на полупустых улицах.