ГЛАВА 1.
На работе, как всегда, задержали допоздна, а потом ещё и маршрутка долго не шла. А когда пришла, оказалось, что люди набились в неё, как сельди. К дому я подошла вконец измученная и продрогшая. Уже предвкушала, как зайду, скину верхнюю одежду, включу горячую воду и суну под неё замёрзшие покрасневшие ладони. А потом налью обжигающего чайку, согреюсь и заодно обману пустой желудок. И спать – подъём в пять утра, фабрика не ждёт.
Но стоило мне шагнуть на нашу лестничную клетку — как сердце чуть не остановилось.
— Что это за...
Дверь в квартиру была снесена напрочь. Пробоины у замка, грязь, следы от грязных ботинок — наверное, хватило пары мощных пинков, чтобы она слетела с петель. Нутро квартиры, чёрное и мрачное на контрасте с освещённой площадкой, показалось вдвойне негостеприимным.
Что это, грабители? Почему именно к нам?
На мгновение мне показалось, что я падаю в бездну. Закружилась голова, горло перехватило, как стиснутое ледяной удавкой.
Взломали. Допрыгалась. Давно нужно было уезжать отсюда.
Когда-то престижное общежитие, за последние пять лет наш дом превратился в притон. Гопники, алкоголики и наркоманы всего города, проститутки, бандиты, сутенёры. Вот я и дождалась того, чего давно уже боялась.
Хотя это странно. Каждая кошка знает, что у Смородиновых со второго этажа нечего взять. Или это были наркоманы, которым всё едино, чью квартиру обчищать?
Подожди, Ира, не торопись. Может, ничего не взяли? Может...
Ну да, а дверь сломали по ошибке, не иначе!
Я обычно старалась не допускать мрачных мыслей, но сейчас они пробились сквозь многотонный барьер. Когда же кончится эта чёрная полоса несчастий? Особенно в последнее время, когда начал пить и распускать руки Артём, а потом заболела и умерла бабушка.
Всё пошло наперекосяк с тех пор, как исчез Линден.
Шагнув через порог, я нашарила на стене выключатель. Тусклая лампочка осветила привычную убогость: древняя тумба, накрытая бабушкиной салфеточкой, пожелтевшие, отклеившиеся кое-где обои, старый паркет ёлочкой.
Но в привычной картине было что-то непривычное. Не такое, как всегда. Не только следы грязной обуви, но и...
Покрывало в мелкий цветочек с нашей с бабулей постели валялось на входе в комнату. Какое-то скукоженное и осевшее, будто от влаги.
Я присела и потрогала его. Не показалось — мокрое.
Боже, что здесь случилось?
Тишина внезапно стала оглушающей. И в этой тишине отчётливо послышалось тихое мерное: кап... кап...
В ту же секунду, как картинка в моей голове окончательно сложилась, за спиной раздался грубый прокуренный голос:
— Явилась не запылилась, шалава?
Я обернулась. Сердце подпрыгнуло к горлу и судорожно билось где-то там.
О боже, нет, только не он.
Только не Юра.
Я боялась его до дрожи в пальцах, до тошноты. На физическом уровне. Даже сейчас на языке появился кислый привкус, закружилась голова.
Началось всё с его ухаживаний по пьяной лавочке, с постоянных приглашений «посидеть вместе и выпить». Потом были свист вдогонку, мат и метание пустых бутылок под громкий смех сотоварищей. Я прошмыгивала мимо, вжимая голову в плечи, молясь, чтобы не попал.
Для здешних мест я выглядела непривычно: этакая девочка-ромашка, маленькая блондиночка, из породы «до старости всегда щенок». Даже сейчас, после года работы упаковщицей с шести утра до восьми вечера, когда синяки под глазами соревновались по глубине с Марианской впадиной. Эта непривычность и тянула ко мне всякую шушеру, от педофилов до таких вот подвыпивших гопников.
А прошлой осенью, в сентябре, они как-то поймали меня поздно ночью. Избили, разложили на грязной земле рядом со скамейками и хотели было пустить по кругу — да сосед с третьего этажа с другом как раз шли домой, прогнали. После этого эпизода я стала носить с собой перцовый баллончик и дожидаться других жильцов, если по пьяным выкрикам слышала, что эти снова засели за излюбленном месте. Одна через двор идти опасалась.
Может, крикнуть? Но горло словно сжали в тисках, ни звука не прорывалось.
А баллончик лежал в сумке возле двери. Какая я балда!
— Чё, шкура, залила нас, да? Будешь должна. Очень много. Весь потолок попортила, шалава, — последнее прозвучало почти ласково.
— Это ты сломал мне дверь? — как назло, голос дрожал.
— Чё сразу я?.. Ну да, я, — сначала, словно по привычке, отперевшись, Юра тут же согласился. И в следующую секунду опять рассвирепел: — Деньги плати, раз залила нас! Не хочешь платить, сука, раздвигай ноги!
Он качнулся ко мне, я попыталась кинуться в сторону, но не успела. Жёсткие пальцы впились в плечо, дёрнули, я с ужасом услышала, как треснула дешёвая ткань пуховика. Остановилась на месте, как испуганная мышь. Идиотка, пуховик я бы сто раз потом зашила, а так – Юра обхватил меня, дыша перегаром в лицо, и повалил на пол. Оседлал, перехватил мои руки так привычно, будто ему было не впервой, принялся задирать пуховик.