И зловеще прищелкнула костлявыми фалангами. Очень выразительно так, я бы сказала – напоказ. Мол, трепещи, несчастная девица! Еще и косу перекинула в другую руку так, что та эффектно блеснула острием. Словно гостья рассчитывала: я испугаюсь. Желательно – до инфаркта. Ну или хотя бы инсульта.
Но, увы для чернобалахонницы, я слишком часто сталкивалась с ней по роду профессии. Потому боялась ее, скажем так, чуточку меньше положенного обывателю.
– И не подумаю умирать самостоятельно, – возразила, ничтоже сумняшеся. – Я, знаете ли, уже была на том свете. И мне там не понравилось. Поэтому я лучше тут останусь. Этот мир слишком хорош, чтобы с ним так быстро прощаться.
– Ну, зараза! – протянула Смерть тоном «этот мир сделает еще лучше и краше твое отсутствие в нем». – Помирай давай быстро! Кому сказала! Не порть мне задушевную отчетность!
Усовестилась ли я? Угу. Три раза. И еще один прониклась. Довеском. Помогать чернобалахоннице в ее миссии моего упокоения не собиралась. Разве что дать совет в духе: если я не оправдала ее ожиданий, то пусть ожидает дальше. Желательно лет так восемьдесят, не меньше.
Правда, озвучивать эту мысль я Смерти не собиралась. Ибо вдруг она все же психанёт и порешит меня своей газонокосилкой на минималках, косовищем которой так выразительно сверкает тут. Впрочем, чем дальше продолжался наш разговор, тем больше у меня было сомнений: не все так просто, как утверждает чернобалахонница. Если бы Смерть могла взять и вытрясти из тела душу, то навряд ли бы она церемонилась и стращала меня. Схватила бы и поволокла без разговоров. А если только запугивает, значит, есть какие-то правила, которые она нарушить не может. Жаль только, что я о них не знаю.
Мы встретились взглядами. И в абсолютной, оглушающей тишине мне показалось, что я слышу биение собственного сердца. Быстрые четкие удары, которые все ускорялись. Потому что тьма провалов глазниц Смерти затягивала. Так манит бездна, когда стоишь у самого ее края. Одно неверное движение – и сорвешься, полетишь вниз.
Я сжала кулаки. До кровавых следов на ладонях. Я удержусь. Я смогу. Не упаду. Повторяла про себя как заклинание, как мантру. И… Стоявшая рядом Смерть качнулась. Схватилась за сердце, или что у нее вместо главной человеческой мышцы в груди?
– Ох, плохо мне, – выдохнула она, хватаясь за витой столбик кровати.
Ну точно старушка, которой вдруг поплохело от расстройства. И я… забыв обо всем, по привычке, которая забралась ко мне под кожу глубже иного врожденного инстинкта, дернулась, пытаясь встать. Ринуться на помощь больному. Потому что я врач. И мой долг – спасть жизни. Правда, я не сразу осознала, кому поспешила на выручку. Угу, спасать Смерть от нее же самой.
Вот только откинуло меня обратно на подушки не осознание происходящего. Все оказалось куда банальнее: тело было слишком слабым. И подчистую проиграло силе тяготения.
– Значит, срослась уже душа с телом, – проскрежетала зубами Смерть, едва моя голова опустилась на наволочку. К слову, у чернобалахонницы вмиг прошли все недуги, она резво распрямилась, клацнув челюстью, и выдала: – Вот гадство!
– Это была попытка выманить меня из тела? – догадалась я, поймав себя на мысли: вот почему рассуждаю как адекватная умная женщина (особенно постфактум), а поступаю почему-то по-другому?
– Ага, – ничуть не усовестилась Смерть. – Вы, лекари, часто на нее попадаетесь: светите другим и сгораете сами. Если бы душа еще не закрепилась, был бы шанс, что, рвани ты ко мне, тело крауфини Тигиан Уикроу осталось бы лежать, а ты, эфемерная, вылетела бы.
«А я бы тебя и сцапала», – Смерть не договорила, но я прекрасно домыслила фразу.
Гостья пригорюнилась.
– Эх, плакал теперь мой отпуск…
– Какой? – невольно вырвалось у меня.
Гостья и рассказала. Причем жалостливо так. Я даже прониклась. Но не настолько, чтобы на предложение Смерти зарезаться или выпрыгнуть из окна ответить согласием. Хотя собеседница и заверяла: и ножечек самый острый подаст, и створочку приоткроет, только давай, суицидься в свое полное удовольствие.
– Все равно не умру – это мой план на ближайшие лет пять точно, – возразила я.
– А может, ударными темпами и эту пятилетку за четыре… часика? А? – с надеждой спросила Смерть, лихо отрерайтив лозунг на посрамление всем стахановцам.
Вместо ответа я лишь помотала головой.
– М-да, с отзывчивостью у тебя не очень, – заявила Смерть. – Но ничего… Скоро сама поймешь, что смерть для тебя лучший выход!
– Это еще почему? – насторожилась я.
– А ты думаешь, эта Уикроу помереть решила, напившись уксусу от несчастной любви? Пф! Она свидетельницей по делу государственной важности проходила. И должна была показания давать. Вот на нее и поступил заказ наемникам. И, надеюсь, из гильдии убийц за тобой вскоре пришлют кого-то еще. – Смерть мечтательно улыбнулась. – Ну или сумеречники сами тебя пришибут, когда поймут, что ты теперь ничего не знаешь. А значит, для обвинения бесполезна, а отпускать тебя просто так нельзя.