— Вы же вчера французский хлеб просили, — ответила Арина, — так вот он.
— Это? – несколько театрально воскликнул Алеут, — полагаешь, эта жёсткая кислая дрянь из ржаной муки может считаться французским хлебом? – Рина кивнула, — нет, вас явно обманули. Французский хлеб – белый, мягкий и воздушный внутри с румяной хрусткой корочкой, а это – не взошедшее тесто какой-то криворукой крестьянки, давно не получавшей тумаков от мужа.
Рина села за стол и демонстративно отрезала себе кусок бородинского. Она не собиралась вести кулинарные дискуссии, а хотела просто поесть. Курица, к слову, у Фёдора удалась. Девушка с удовольствием жевала нежное мясо голени, заботливо положенной на её на тарелку. И поглядывала на слугу.
Тот без стеснения вылил в бокалы остатки шампанского, выпил свой залпом и принялся за еду.
— Как тебе?
— Вкусно, даже очень вкусно.
— Этому рецепту меня научил алеутский вождь Энгил, он прекрасно готовил человечину.
Арина чуть не выплюнула курицу на тарелку. Выходит, про каннибализм тоже не соврали.
— Ты что? – не понял Толстой, — я ж пошутил! Ешь, вождя Энгила я, конечно, знал, но людей они в девятнадцатом веке не ели. По крайней мере, при мне. Чего так смотришь, я, правда, шутил.
— Фёдор Иванович, — проговорила Рина, отложив вилку, — боюсь, я не смогу полноценно сотрудничать с вами. Я очень благодарна вам за спасение от беса, но будет лучше, если мы найдём бабушкин ноутбук и попытаемся попросить помощи для смены мастера и слуги.
Фёдор с сожалением посмотрел на опустевшую бутылку «Абрау-Дюрсо», потом спросил:
— Обиделась на меня, что ли? В чём дело? Ну раздел тебя, уложил. Ну, просидел всю ночь в твоей спальне. Великое дело! Я ж боялся, что тот, кто бесяка на тебя натравил ещё что-нибудь учудить попробует. Да устраиваешь ты меня, Аришка. Хорошая ты девка, да у Прасковьи другой внучки и быть не могло. Сила есть, а управляться с ней научимся, не боги горшки обжигают.
— Только вот вы меня не устраиваете, — собравшись с духом выпалила Рина.
— И чем же, позвольте узнать?
Чародейка вздохнула. Не так-то просто в глаза мстительному и злопамятному каннибалу высказать свои претензии. Она решила начать с наименее важных:
— Вы пьёте с утра, азартно играете в карты, врёте, убили огромное количество людей просто на дуэлях, и…
— Продолжай, — тёмные прямые брови нахмурились, — какие ещё мои грехи ты вычитала в интернете? Про людоедство и сожительство с обезьяной не забудь.
Упоминание про интернет как-то охладило пыл Рины.
— Не думай, что, если я жил в девятнадцатом веке, то я отсталый идиот. Ещё вчера подумал, что ты станешь наводить обо мне справки, вот и почитал, — он изящно промокнул губы салфеткой, — понаписали обо мне столько ерунды, что не знаю, плакать мне или смеяться.
Он вздохнул.
— Давай так, оправдываться не стану, не вижу смысла. Спрашивай открыто по всем пунктам, какие волнуют. Всё одно, вызванного по контракту слугу поменять нельзя. Это я точно знаю. Не пойму откуда и как, но знаю. Начинай, чем быстрее мы с покончим с непониманием и подозрениями, тем лучше.
Арина подумала и начала с самого больного.
— Что было с обезьяной?
— Ты вообще соображаешь? – Толстой покрутил пальцем у виска, — я похож на ненормального? На кой чёрт мне сдался орангутан, да ещё и самец. Так для смеху на корабль взял. Карточный выигрыш, не бросать же животину. Дрессировать думал, да обезьяна глупая попалась и зловредная. Пакостила всем, а когда я хотел его верёвкой привязать, чтоб не срал на палубе, он меня за руку тяпнул. Я со злости его швырнул, да не рассчитал силу, позвоночник орангутану сломал. Пришлось пристрелить. И всё.
Звучало правдоподобно.
— Каннибализм.
— Уже объяснил, второй раз не буду. Так для смеху рассказывал, чтобы вот на такие рожи, как у тебя была за столом, поглядеть. Не ел, не готовил, и точка.
— Понятно, — у Рины немного отлегло от сердца. Она чувствовала, что сейчас Фёдор серьёзен и откровенен, как никогда прежде. Даже выражение лица другое, стал как-то старше и более усталым, что ли, — карты, женщины, дуэли.
— Всё сразу? – привычная усмешка чуть тронула губы, — начну с последнего. В наше время дуэли были обыденностью. Убийством это не считалось. Вызывали по большей части меня. Наверное, поэтому я считаюсь героической душой класса «Стрелок». Вины за дуэли не ощущаю ни малейшей. Приходилось драться с несколькими за раз, не убили – выходит я лучший. Дальше что? Женщины? Хоть ты мне и не любовница, ни мать, ни жена, скрывать не стану. Любил многих, никого не обидел, расставались по взаимному согласию. Был женат, счастлив и всё такое. Подробностей не дождёшься. Остались одни карты. Играл много и наверняка, если ты понимаешь, о чём речь?
Рина сказала, что в курсе дела.
— Не потому играл, что в деньгах нуждался, просто интересно. Любил ставить на место профессиональных шулеров, которые деньги стригли с простаков. Вот Саньке много лет долбил, как всё делается, а он не верил. Хоть в конце, слава Богу, понял, что к чему. Тогда к карточному столу интерес напрочь потерял. Считаю сие делом добрым, искупающим прочие игорные грехи.
— Понятно, а что с питьём вина?
— Пили в моё время много. Особенно военные. Хоть государь Александр не особо одобрял, но против воли большинства ничего поделать не мог, — Фёдор заложил за ухо волнистую прядь волос, выбившуюся из хвоста, — выпивал, я ж – преображенец всё-таки. Бывало, что и перебирал малость. Но про коня и грязь Пушкин-сукин сын, приврал. Не валился я с коня. Да и Фру-фру не калмыцкой, а орловской породы была. Теперь всё, надеюсь, или ещё какие враки по мою душу остались?
— Нет, это всё, — Рина ощутила огромное облегчение. Фёдор, конечно, своеобразный парень, но не извращенец и не людоед. В конце концов у всех есть недостатки и дурные привычки. Так куда лучше, нежели отозвался бы зануда навроде отца Викентия.
Федор уплёл остатки курицы, вскрыл чипсы и хрустел ими с удовольствием.
— И ещё, — проговорил он, прожевав очередную горсточку, — ты должна перейти со мной на «ты». Будет странно, если посторонние услышат, как ты выкаешь двоюродному брату. Даже в моё время такого не бывало. Забудешься, занервничаешь и перейдёшь на Фёдора Ивановича. Идёт?
— Хорошо, только как к вам обращаться? Федя? Федюша?
— Только попробуй! Никаких Федюш, Феденек! Можешь на французский манер – Тео. Значит, Теодоро.
Рина засмеялась:
— Уж двадцать лет минует скоро, как я не вижу Теодоро, — процитировала она испанского классика, — боюсь, Теодоро я не смогу произносить без смеха.
— Тогда либо Фёдор, либо – Алеут, если нравится – Американец.
Рина согласилась и протянула руку в знак полного примирения.
Ноутбук бабы Паши они нашли в её комоде под ночными рубашками. Компактный и тонкий, он лежал в чехле из плотного серебристо-серого материала с расходящейся в разные стороны застёжкой-молнией и широким удобным ремнём для переноса на плече.
Ни зарядного устройства, ни проводов рядом не было.
Арина поставила ноут на стол и включила. Вместо пароля закружились какие-то значки, подозрительно похожие не японскую кану. Девушка зацепилась взглядом за какую-то загогулину, и, когда та встала на первое место, нажала на тачпад. Значки выстроились в последовательность, и на экране загорелась надпись «Добро пожаловать!».
Система была совсем неизвестная, даже магонет имелся. Они с Фёдором первым делом открыли страницу с законами, которые так настоятельно рекомендовал изучить Викентий Константинович.
Алеут почитал немного, потом заявил, что подобной мути не встречал ни в той, ни в этой жизни и отсеялся, а Рина продолжала пробираться через юридическую абракадабру, регламентирующую жизнь и работу чародея региона.
Дочитать до конца пункт о применении силы в расследовании вмешательства существ и сущностей духовного плана в бытовую жизнь людей ей не позволил настойчивый звонок в дверь.