Горячая вода смыла грязь с уставшего тела и расслабила напряженные нервы.
Справиться с костюмом, пошитым по здешней моде, оказалось не просто. Наряд состоял из двух платьев, последовательно надеваемых одно на другое. На мягком каркасе шелестящей нижней юбки лежало тяжелое, роскошное, из алого бархата, верхнее платье. Квадратный вырез декольте позволял любоваться золотистой, теплого тона, кожей, точеной шеей и мягкими полушариями груди.
Надежда не сразу поняла, откуда это ощущение неправильности?
Широко распахнутыми от удивления глазами с блестящей зеркальной амальгамы на неё смотрело отражение двадцатилетней давности. «Сегодняшней» Надежде миновало тридцать три. Двойнику в зазеркалье ни как не могло быть больше двадцати.
- Ты симпатичнее, чем показалась с первого взгляда.
Неожиданно возникшая за плечом рыжеволосая тень заставила Надежду судорожно глотнуть от испуга. Бледная мужская рука скользнула в рассыпавшиеся по плечам, золотящиеся на свету, волосы. Игриво пропустила их между пальцами.
– Чародейка…
Завораживающая музыкальность голоса заставляла смежить веки, вслушиваясь в каждый обертон; наслаждаться им, точно чувственной лаской.
– Я погорячился с неблаговидными высказываниями в твой адрес. Человеческая юность слишком привлекательна, чтоб пренебрегать ею. Я нравлюсь тебе, куколка?
Надежда молчала.
Чархан неторопливо отодвинулся, прошел к высокому стулу. Усевшись, закинул ногу на ногу; тонкая щиколотка легла на острое колено:
- Итак? – Вопросил он. - Ты есть воплощенное пророчество?
Надежда продолжала хранить напряженное молчание.
- Отвечай, когда с тобой говорят, – голос зазвучал тише, но в нем зазвенели колючие льдинки.
- Я не знаю.
- Не знаешь? – Рыжий упрямо выдвинул вперед узкую челюсть. – Как это понимать: не знаешь?
Надежда сжала зубы. Дерзкие слова просились на язык, но давать им ходу не следовало.
- Мне ничего не известно о ваших пророчествах.
Переменчивого цвета глаза оценивающе её сканировали:
- Ты не высокого мнения о моей персоне? Так, куколка?
Надежда отвела взгляд.
- Ну? Я жду ответа?
Надежда кивнула.
- Отлично! – Радостно улыбнулся Чархан, будто и вправду услышал что-то приятное.
Он вообще в здравом уме? Честно говоря, что-то не похоже.
- Я великолепное чудовище. Этакая блестящая мразь. – Голос рыжего был бы просто чистый мед и патока, если бы не пренебрежительно-высокомерные нотки. – Людям, однако, так кажется даже занятнее?
Надежда пожала плечами:
- Как скажите, Ваше Величество. Мне по большому счету, все равно.
Подскочив на ноги, сумасшедший властелин ударил кулаком по столешнице, от чего та, прогнувшись, с треском разломилась. То ли удар был сильным, то ли столик – непрочным?
- Ты знаешь, чего мне стоила наша встреча?! – Брызгая слюной, визгнул король.
Надя покачала головой, уже догадываясь, что недолго осталось пребывать в счастливом неведении.
- Я заключил сделку с демонами, - проинформировал он. - Судя по безмятежной физиономии, ты представление не имеешь о гадах, верно?
- Имею. – Заверила его Надежда. - Но весьма смутное.
- Мне пришлось убить брата, чтобы открыть тебе дорогу. Единокровного брата, представляешь? – Губы разошлись в леденящей душу улыбке. - Рыцари Света отчаянно нуждаются в орудии, способном противостоять Тьме. Тут уж не до мелочей. – Улыбка слиняла с лица оратора. Оно заострилось ещё сильнее. - Я любил его.
Чархан отвернулся к окну. После короткой паузы король продолжил с истеричной, веселой злостью в голосе:
– Выходит, я продал душу за бабьи лохмы? За чудные глазки?
Усилием воли Надежда не позволила себе отодвинуться. Она застыла, словно статуя. Только на шее стремительно пульсировала жилка.
- Представь, как я смотрел ему в глаза? Смотрел, пока кромсал тело на узкие ленточки? На кусочки: лоскуток кожи за лоскутком; стружка за стружкой. Представь…
- Хватит! – Взмолилась Надежда.
Ей не раз приходилось делать нечто подобное. Но совсем с другой целью: причиняемая человеку боль была платой за жизнь.
- Демону нужно было много энергии. Гораздо больше, чем могла дать человеческая смерть. Та, какой бы мучительной не была, - это же просто сказка по сравнению с тем, через что пришлось пройти брату! Он - нифилим. Мы умираем долго. Очень-очень долго. Потому что почти бессмертны.
Надежда дернулась. Но руки Чархана, наручниками сжавшись на тонких кистях, не дали отстраниться.
Горячий язык скользнул в ушную раковину, оставляя влажную дорожку. В этом было нечто настолько непристойное, гневное и злое, что её замутило от страха.