Постепенно танец ускорялся. Движения стали быстрее и шире. Руки протянулись в стороны, изгибаясь волнами, распространяя вокруг эти волны. Плавность движений создавала впечатление, что в теле огненной танцовщицы не осталось ни одной косточки. Да и какие могут быть кости в языке пламени?!
Ритм ускорялся. Невидимые барабаны стучали все чаще. Саймон внезапно осознал, что это вовсе не барабаны, а его собственная кровь стучит в ушах, сердце бьется в такт волшебному танцу. Окружающие, кажется, чувствовали то же самое.
Лайза сделала один шаг вперед, другой, круговым движением вернулась назад. Костер послушно раздвинул свои границы, давая место нарастающему безумству танца, да так и продолжил расширяться.
Стук перерос в непрерывный пульсирующий гул. Неведомая сила подняла барда и корсаров с их мест и бросила в танец. В круговерть гибких, блестящих от пота тел. К огню. К силуэту в центре костра.
Лайза закружилась волчком. Огонь взревел, бросился в стороны, встречаясь с огнями других костров и с новыми силами устремляясь дальше. Потоки огня захлестывали деревню, мчались по улицам, разбивались о стены хижин, окутывали тела пляшущих людей. Пламя не обжигало, скорее наоборот, обдавало холодом. Однако на это никто даже не обратил внимания, поглощенного танцем. Безумной первобытной шаманской пляской. Будящей глубокие животные инстинкты, начисто сносящей барьеры воспитания. И заодно отшибающей память…
День 50
– ......он…
– …аймон…
Лайза настойчиво трясла барда за плечо; когда он смог открыть глаза, в руки ему была сунута чашка, сделанная из половинки кокоса:
– Пей.
Саймон попытался сесть. Обнаружил, что на плече у него сладко дремлет милое создание женского пола. Обнаженное причем. Бард окинул взглядом себя. Рубашка на месте. Штанов нет. Точнее, есть где-то там, далеко. Саймон осторожно перенес голову туземки на землю и принял сидячее положение. Взглянул на Лайзу, ощущая, что отчего-то медленно краснеет.
Чародейка закусила нижнюю губу и снова протянула чашку. На Саймона она старалась не смотреть. Уголки губ ее слегка подрагивали.
Густая жидкость с пряным цветочным запахом вернула барду силы и немного уняла шум в голове. Бард поставил чашку на песок и снова бросил взгляд на чародейку. Как и следовало ожидать, девушка была свежей и бодрой, волосы ее были аккуратно заплетены в косички, платье чистое и даже не мятое.
Саймон покачал головой, но тут же пожалел об этом движении. Бард схватился за виски и замер, ожидая, когда голова перестанет кружиться. Лайза молча улыбнулась.
Джентльмены удачи и туземцы начали просыпаться, или, вернее, приходить в себя. Походили они на выжатые лимоны.
Корабль отплыл с вечерним отливом. А когда стемнело, Лайза вытащила упирающегося барда на палубу и молча указала на сияющую в небе полную луну.
День 51
– Что это было? На острове?
– Мбуки-мвуки.
– А?
– Ну, танец оказал некое воздействие на организмы зрителей на психическом уровне, что явилось причиной неконтролируемой растраты энергии…
– А?
– Ты что нибудь помнишь?
– Только как ты пошла танцевать, как огонь хлынул по улицам, а потом я проснулся с туземкой в объятиях. Что было между этим – не помню.
– Ну и радуйся этому. А то кто тебя знает, может от стыда за борт прыгнешь…
Саймон побледнел:
– Неужели я?
– Успокойся, – рассмеялась чародейка. – Ты вел себя очень даже культурно. Я рада, кстати, что не ошиблась в тебе.
– А что с Ланой?
– А что с ней?
– Как же она…
– Госпожа чародейка! – крик матроса прервал увлекательный разговор. – Там Седжу плохо! Капитан велел позвать вас.
Лайза бросилась на корму. Для Седжа была выделена отдельная каюта, рядом с ним постоянно находился кто-либо из команды. Взору смерчем ворвавшейся к нему в каюту чародейки предстала странная картина. Седж, не приходя в сознание, корчился на кушетке, стоявшей прямо у распахнутого настежь иллюминатора – чтобы морской воздух помогал выздороветь моряку, как пояснили Саймону корсары. Седж дико извернулся в очередной раз и свалился на пол, закатился под кровать и там притих, задышал ровно и глубоко. Лайза рукой преградила дорогу бросившемуся к Седжу матросу.
– Кажется, ему и там неплохо, – заявила девушка, внимательно оглядывая каюту. – Выйдите-ка, пожалуйста. Все. Живо.
Взгляд чародейки остановился на открытом иллюминаторе. В него ярко светил поднимающийся Коар, так что кушетка была почти целиком залита его светом.