— Следовало бы приклеивать к ним ярлычки, — проворчал Род. — На самом деле мы именно так и проследили за этим ответвлением: нашли камешек рядом с другими. Ну что же, спасибо вам за помощь. Пойдем на запад.
— Господин мой, — заметила Гвен, — мы говорим ни с кем.
Род изумленно огляделся по сторонам и понял, что мудрец Пинбол исчез.
— Вот тебе и раз! Не очень-то вежливо с его стороны уходить не попрощавшись.
— Прощайте! — послышалось с высоты.
— Ху-у — у-у! — прокричала невидимая сова.
Род и Гвен переглянулись и поспешно зашагали к лесу, темнеющему впереди. Род обернулся и бросил через плечо:
— Пока!
10
А за много миль от этого места дети шли за проводником, которого к ним приставил Пак.
— А что такое вампир? — спросила Корделия.
— Осторожнее, — послышался тоненький голосок впереди, — тут корень из земли торчит, не оступись.
— Ой, вот спасибо тебе, эльф. — Корделия приподняла подол юбки, аккуратно перешагнула через корень и пошла дальше за человечком ростом не выше фута. — Трудно идти, когда в лесу темнеет.
— Скоро наступит ночь, — проговорил Векс, — а это то самое время, когда вампиры наиболее активны. Нам следует вернуться домой и прийти сюда днем, когда злодей спит в своей пещере.
Магнус нахмурился.
— Почему он спит днем?
— Потому что если его коснется свет дня, он превратится в горстку пепла, — автоматически ответил Векс, тряхнул головой и смущенно добавил: — Что это я такое говорю? Вампиры — мифические, вымышленные существа!
— В Грамсрае любая выдумка может обрести вес и плоть, — заверил робота Магнус. — Но ты не ответил Делии, Векс. Что такое вампир?
Векс испустил вспышку «белого» шума и ответил:
— Вампир, дети, это такой человек, который не может жить, если не пьет крови других людей.
Корделия в страхе остановилась и замерла. Джеффри присвистнул.
— Гадость какая, — проговорил Грегори и сильно побледнел.
— Почему же другие люди позволяют таким мерзавцам жить? — возмутился Магнус.
— Они не виноваты, Магнус. Когда люди узнают о существовании вампира, они, как правило, пытаются убить его, но чудовищ невозможно убить просто так, потому что они, строго говоря, уже не совсем живые.
— Бессмертные? — осведомился Магнус.
— Пока от них не избавишься — да. Вампира можно остановить на бесконечно долгое время рядом способов: можно вонзить ему в сердце осиновый кол и захоронить это сердце на скрещении дорог, а еще можно его сжечь.
— А как же души? — прошептала Корделия.
— Моя программа не позволяет мне рассуждать о делах духовных, Корделия.
— Значит, точно про это никто не знает?
— Наверняка души вампиров потеряны для Господа! — пылко вскричал Джеффри. — Разве они не повинны в смерти невинных людей?
— Не совсем. Вампиры чаще всего не выпивают у человека всю кровь — так, что тот в итоге умирает. Но после того как кого-то несколько раз посетит вампир, такой человек и сам, в свою очередь, становится вампиром.
— Не может быть! — воскликнула Корделия. — Так вот на что обрекла Арахна ту девушку, которую продала вампиру?
— Мы должны спасти ее! — решительно заявил Джеффри, но тут же неуверенно нахмурился. — Или она уже стала такой же, как он?
— Откуда нам знать? — пожал плечами Магнус.
— Судить об этом можно по тому, как она себя ведет. Если она безучастна и слаба, это означает, что вампир продолжает питаться ее кровью, а если она полна сил и сгорает от алчности — значит, она уже превратилась в вампиршу.
— Если так, то как увидим ее, так сразу все и поймем, — заключил Магнус и покачал головой. — Если хоть что-то рассмотрим в такой темноте.
— Пока еще не так темно, — проговорил шагающий впереди эльф, раздвинул перья папоротника и прошептал: — Тс-с-с!
В призрачном сумеречном свете перед детьми предстала лужайка перед высокой скалой. Внизу чернел вход в пещеру высотой семь футов и шириной четыре. Перед входом земля была утоптана, по обе стороны высились холмики гравия. По всей вероятности, посреди гравия лежали и музыкальные камешки: по лужайке разносилась мелодия, сопровождаемая тремя аккордами. Перед пещерой танцевала девушка, повинуясь жестким ударам басовых нот. Она была так измождена и бледна, что даже не верилось, что она способна сама передвигаться. На вид ей было лет шестнадцать, а в этом возрасте положено сиять и искриться радостью юности, а у этой бедняжки глаза были потухшие, полуоткрытые.