Род обернулся.
— И они тебе поверили?
Магнус пожал плечами.
— Умом — да.
Род улыбнулся и посмотрел на влюбленную пару.
— Он доставил вас сюда одного за другим — точно так же, как здесь появился я?
Эстер кивнула. Они с Нейлом стояли, обнявшись и широко раскрыв глаза.
— Магнус поступил очень правильно, — сказал Род. — Там всю деревню переполошили, собак привели.
Ветерок донес издали собачий лай. Нейл и Эстер поежились.
— Бояться нечего, — успокоил их Магнус. — Нас вряд ли выследят, потому что тропа не ведет сюда.
— В этом — одно из преимуществ перемещения с помощью мысли, — добавил Род. — Но оно не лишено недостатков.
— Я многое успел рассказать им, — сказал Магнус. — Я объяснил, что мы не ангелы и не демоны, но я сомневаюсь, что они мне поверили до конца.
— Я верю, — возразил Робле охрипшим голосом. — Даже в нашей заброшенной деревушке ходят рассказы о таких, как вы. Но мы думали, что люди, подобные вами, в союзе с дьяволом.
Род покачал головой.
— Нет. Мы в союзе только с королем и королевой. О них вы, надеюсь, тоже слышали?
— Да, — ответил Нейл, а Эстер добавила:
— Вот только не знаем их имен.
— Их зовут Катарина и Туан, а я их подданный. Род Гэл- лоугласс, лорд Верховный Чародей.
Услышав его титул, все трое крестьян вздрогнули и перекрестились.
Род поджал губы.
— Из всего сказанного вы обратили внимание только на слово «чародей»? Уверяю вас, не стоит пугаться этого названия. Нас именуют ведьмами и чародеями, но на самом деле мы просто–напросто эсперы — люди, рождающиеся на свет с необычными способностями. Я так же христианин, как вы, вот только, пожалуй, более грешен.
Эстер зыркнула на него — чуть ли не возмущенно.
— Нет, — сказала она. — Мы знаем не только о чародеях, но и королях, и о лордах. Только наши священники говорили нам, что все они плохие.
— Ну, на взгляд вашего епископа я‑то уж совсем плохой, потому что увел троих из его прихожан. Хуже того: я могу отвести этих прихожан к аббату монастыря Святого Видикона и попросить, чтобы они рассказали ему все–все о своей деревне и тамошних церковниках.
Магнус устремил на отца встревоженный взгляд. Нейл нахмурился.
— Что же в этом худого?
Робле усмехнулся.
— Да то, парень, что если настоящие священнослужители узнают про нашего епископа и его делишки, его сразу же лишат сана и объявят, что он больше не епископ никакой.
— И даже не священник, — добавил Род, — потому что он не изучал истинное учение Церкви. Но его могут принять в семинарию — а в вашу деревню пришлют настоящих священников.
— Так им и надо! — воскликнула Эстер и ее глаза сверкнули мстительным блеском.
Робле согласно кивнул.
— Это будет по справедливости.
— Для епископа — может быть, но не для народа, — возразил Магнус и хмуро глянул на отца. — Как же так, отец? Какое право ты имеешь вмешиваться в их жизнь?
Род пожал плечами.
— Это всего лишь мысль. Надо будет обсудить это подробнее, сынок. По крайней мере мы согласны с тем, что любому, кто пожелает покинуть эту деревню, должно быть предоставлено такое право. — Он посмотрел на крестьян. — Нет ли у вас и других недовольных, еще кого–то, кому не нравится, как всем заправляют церковники. Может быть, еще кто–то хотел бы уйти?
Робле покачал головой, а Эстер сказала:
— Нет. Были такие, да их жестоко били, и они поняли, что ошибаются, а кое–кто и вообше… — Она вовремя осознала свою ошибку и умолкла.
— С жизнью расстался, — закончил за нее осунувшийся и побледневший Робле. — Не скрывай правду, девочка. Таких было еще двое.
Магнус сдвинул брови.
— А другие, кто прежде хотел бежать?
— Теперь у них набожные жены и дети. Они не захотят уходить от них. Готовы мучиться, будут терпеть.
Магнус поморщился. Род понял почему и поскорее сменил тему.
— Вот поэтому, — сказал он сыну, — тем, кто остался в деревне, нравится здешняя форма правления.
Магнус явно изумился — он–то думал совсем о другом. Он глубоко задумался.
Род обратился к беглецам:
— Пожалуй, мы можем тут спокойно заночевать, поэтому ложитесь и спите. А мы с сыном постережем вас.
— Вот спасибо вам, милорд, — медленно выговорил Робле. — Уж и не знаю, как вас благодарить.
— А вы постарайтесь жить счастливее, чем прежде, только не думайте, что это будет легко. Все равно придется трудиться и зарабатывать на жизнь. Может и так случиться, что попадете в руки к хозяину, который окажется таким же жестоким, как ваш епископ.
— Так от господина такое можно стерпеть! — вырвалось у Нейла. — Господа не добродетельнее нас — они и не должны быть святыми!
— Да, пожалуй, от господина жестокость вынести лете, — признал Род. — Хотя, думаю, моя жена поспорила бы с вами о том, чего нужно ожидать от человека благородного происхождения. Ну, доброй всем ночи.
Пришлось, правда, еще немного поговорить с крестьянами, чтобы успокоить их. Эстер улеглась не рядом с Нейлом, а по другую сторону от Робле, но одарила юношу такими красноречивыми взглядами, что можно было не сомневаться: она так поступила исключительно из соображений долга, а вовсе не потому, что ей так хотелось. Робле даже устало улыбнулся, наблюдая за этой пантомимой, а потом как–то уж слишком быстро захрапел. Наконец все задышали медленно и ровно. Род думал о том, что любовные игры молодой пары принесут Робле боль, заставят его думать о том, что его сын Рануфф никогда не знал таких радостей. Но если из глаз старика и текли слезы, их никто не заметил.
Магнус отвел Рода к маленькому, старательно спрятанному за кустами костерку.
— Ну, теперь ты, несомненно, прочтешь мне нотацию о порочности теократии.
— Представь себе, нет. Я намеревался потолковать о вреде доморощенной религии.
Магнус непонимающе нахмурился.
— Классический пример образования культа, — объяснил Род. — Кто–то придумывает новую религию или переиначивает старую по своему вкусу и желанию — и даже тогда, когда такой человек действует из самых искренних побуждений, в процессе его деятельности Истина утрачивается.
Магнус кивнул.
— И что еще более существенно: при наличии времени такой тип ухитряется приспособить религию для борьбы за власть и богатство.
— Вот–вот. А если он при этом еще и не крепок психически, то он своих последователей может до безумия довести.
— Ну… до самообмана скорее, — уточнил Магнус. — Но предлагаемые им иллюзии могут оказаться очень привлекательными, и очень многие могут захотеть пойти за таким вождем — и покориться ему. — Магнус сдвинул брови. — Ты думаешь, что тот, самый первый епископ, Елеазар, был и вправду настолько циничен, что солгал, заявив своим односельчанам, будто аббат присвоил ему епископский сан?
— Знаешь… — задумчиво отозвался Род, — очень может быть, что он для себя изобрел какое–то оправдание. Другие люди легко поверили в его ложь, но он из–за этого стал мучиться совестью, вот и поверил в свою выдумку сам.
— Вот так и рождается самообман. — Магнус кивнул. — И все–таки для тех, кто всем доволен и даже счастлив, живя в такой общине, — кто мы такие, чтобы говорить им: нет, вы не правы?
— Мы — те, кто должен был бы стать их вождями, — ответил Род. — Мы должны защищать тех, кого такая система не устраивает.
— И обеспечить их право на уход? Да, это наш долг — но если такое право людям дается и если те, кому теократия не по нутру, без труда уходят от нес, тогда нам вмешиваться ни в коем случае не следует.
Род вздохнул.
— Боюсь, кое о чем мы с тобой никогда не договоримся, сынок. Наверное, я в чем–то фанатик. Терпеть не могу сидеть сложа руки, если знаю, что где–то у власти правительство лживое, морально извращенное, основанное на эксплуатации.
Магнус был готов поспорить с отцом, но сдержался и улыбнулся.