– Пылающие небеса, я пока ни о чём таком не думал. Хранитель Иксоса – Леандра. Сделать так, чтобы недовольные заново не воплотили Речную Воровку, её забота.
– Как это похоже на тебя, – фыркнула Дория. – Типичный папаша.
– Что-что? Я просто уважаю её самостоятельность.
– Послушай, ты же знаешь, она где-то ошибается. Знаешь, что сельская местность Иксоса оказалась вне её контроля. Следовательно, ей придётся что-то менять, согласен?
– У меня такое ощущение, что если я скажу «да», ты найдёшь способ заставить меня почувствовать себя задницей.
– А разве для этого тебе надо делать что-то особенное?
– Вы меня утешили, магистра. Ну, ладно, ладно, я согласен, что Леа придётся что-то менять.
– Следовательно, ты не можешь просто взять и сказать ей, что именно надо менять.
– Не могу? – удивился Никодимус.
Он-то полагал, что удостоится похвалы Дории за своё уважение дочерней независимости.
– Разумеется, нет. Ты должен помочь ей измениться.
– А, ну да, конечно, – пробормотал Никодимус, хотя понятия не имел, как же это сделать.
– С сыном тебе было бы проще.
– Ты так думаешь?
– У Облачного народа есть поговорка…
– Прежде, на юге, ты никогда не цитировала их поговорки.
– Близость дома навевает ностальгию. Так ты хочешь причаститься мудрости моего народа или нет?
– Хочу.
– Внемли: «Для того чтобы быть хорошим отцом сыну, мужчине достаточно быть добрым, мудрым или умным».
– Ничего не понял. А что же тогда нужно, чтобы стать хорошим отцом дочери?
– В том-то и дело! Ничего конкретного. Это… – Дория неопределённо помахала рукой. – Ну, знаешь, некая… – ещё один энергичный взмах, долженствующий указать на сложность искомых качеств. – Некая комбинация.
– Воистину, бесценная мудрость!
– Стоп-стоп-стоп, ты же портишь весь эффект.
– Дория, у тебя никогда не было дочери. У тебя вообще детей не было.
– Зато я сама была дочерью. Ты не считаешь, что это позволяет мне куда лучше судить о том, что нужно дочери, чем тому, кто, скажем, делает глупости, воспитывая дочь?
– Леа уже тридцать три года, она хранительница целого королевства. Не похоже, что я до сих пор её воспитываю.
– Сын остаётся сыном до встречи с милой, а дочь остаётся дочерью до самой могилы.
– Ещё одно мудрое изречение Облачного народа?
– Ну, что ты! Неужели считаешь нас столь поэтичными? Люди Облака практичны и прозаичны. Я слышала эту поговорку в Драле.
– Дральское ещё не значит умное, – парировал Никодимус. – Я понимаю, что воспитание дочери – задача нелёгкая, но не уверен, что твои общие слова можно применить к Леа. Посуди сама, она – получеловек-полутекст, дочь драконицы, умная как тысяча лукавых неодемонов, обожающая влипать в неприятности и постоянно борющаяся с болезнью, которая, и в этом нет сомнения, скоро её убьёт.
В голосе Никодимуса прорезалась нотка боли. Дория немного помолчала, потом произнесла:
– Да, ты прав. Леандра уникальна, – она на мгновение умолкла. – В общем, растить дочь нелегко, а такую как твоя – в особенности.
Никодимус глубоко вздохнул. Ему пора было возвращаться к Леандре. Далеко на востоке пузатая туча расстелила пелену дождя над джунглями.
Глава 10
Катамаран поймал ветер пузырём паруса и словно полетел над заливом под припорошенным облаками небом. Леандра, обычно безразличная к морской романтике, оценила, насколько точно и изящно паруса были развёрнуты к ветру, а корпус – к волнам. Скорость тоже впечатляла.
Матросы вроде бы разделяли её чувства, а может, сами излучали их, когда споро занимались своими делами, громко перекрикиваясь. Даже Дрюн выглядел вполне довольным и не артачился, выполняя приказы Холокаи.
Стоя на верхней носовой палубе катамарана, Леандра улыбалась, вспоминая то, чем они с Холокаи занимались на острове. Отвлекал только сильный ветер, приходилось то и дело поправлять платок и вуаль. Недуг сделал Леандру крайне чувствительной к солнечным лучам: даже краткое пребывание на солнце вызывало сыпь, а длительное – ужасный приступ болезни.
Катамаран накрыла тень облаков, и синева воды утратила ослепительный блеск. Это изменило ход мыслей Леандры, она задумалась о Шандралу и о том, что им предстояло. Интересно, когда именно Франческа прибудет в город?
Визгливо засмеялся матрос. Леандра обернулась и увидела, что тот перегнулся через правый борт катамарана. Дугообразная струйка между его ног была, без сомнения, мочой. Остальные, в том числе Дрюн, издавали одобрительные или критические возгласы.
Леандра решила быть снисходительной, она понимала этого матроса. В конце концов, на него влияли чары моря: предвкушение жалованья, лёгкое плавание, порт, где он сможет обменять рупии на каву и женщин. Леандра провела всё детство в облавах на неодемонов. Она помнила длинные змеи караванов, пересекающих лорнские равнины, дикую охоту, ломящуюся сквозь леса Драла, морские каноэ, скользящие по иксонским водам. По опыту она знала, что мужчины, посвятившие жизнь путешествиям, несмотря на всё их разнообразие, скроены из одной и той же грубой и вульгарной материи. Она умела ценить радость, которую они получали от опасностей и добычи. И всё же эта струйка матросской мочи усилила её нынешнюю неприязнь к человечеству с его бесплодным томлением духа.