Уже стемнело, когда Чаромора покинула свадьбу. Весело размахивая огромной сумкой, волшебница легким, пританцовывающим шагом отправилась дальше по своим делам. Раза два ей пришлось спросить, как добраться до нужного ей места, прежде чем она наконец попала туда.
— Как же я тебя ждала! — сказала маленькая девочка. — Я так боялась, что ты не придешь! Бунечка моя спит, а мамы и папы нет дома.
Девочка повела Чаромору в комнату бабушки. Та лежала с закрытыми глазами и тяжело, с присвистом дышала.
— Она даже пошевелиться не может и ничего не видит, — произнесла девочка, чуть не плача. — Ты ее вылечишь?
— Э-э, — протянула Чаромора, разглядывая бабушку. — Но у меня нет с собой нужных трав. Дай-ка мне немного поразмыслить.
Чаромора уселась в бабушкино кресло-качалку, стоявшее у окна, и, стремительно раскачиваясь, стала думать. Девочка тихо сидела на скамеечке и большими тревожными глазами смотрела на качающуюся Чаромору.
Наконец та произнесла:
— Поглядим-ка на кухне, какие пряности найдутся у твоей мамы.
Они пошли на кухню, и девочка открыла шкафчик, где мама хранила пряности. Там стояли склянки и коробочки с перцем, содой, лимонной кислотой и ванильным сахаром. Чаромора, ворча себе под нос, переставляла их с места на место.
— Ах, значит, старый добрый чабрец в суп уже не кладут? Майорана я тоже не вижу. А где же тмин? И можжевеловые ягоды? И розмарин? Семян настурции тоже нет. И огуречной травы нет. Не говоря уж о мяте. Что же это такое? Неужели мама кормит тебя только перцем да содой? Бедное дитя!
Девочка покраснела и сказала, что тмин у них только что кончился, а еще у них есть лук.
— Ладно, хоть так, — ответила Чаромора. — Надеюсь, что в таком случае у вас есть и чеснок? Ну, о сушеных грибах и о крапиве двудомной и спрашивать не стоит?
Чеснока не было, не было и сушеных грибов и крапивы.
— Может, где-нибудь в уголке буфета завалялась заплесневелая корочка хлеба? — настаивала Чаромора на своем.
Но в доме было чисто и сухо, и плесень в нем не водилась. Чаромора не на шутку рассердилась. Она высыпала содержимое своей сумки на пол. Чего там только не было! Разгневанная старуха принялась бросать вещи по одной обратно в сумку. Под конец на полу осталась только куча засохших высевок и травинок. Чаромора внимательно перебрала их и положила несколько щепоток на кухонный стол. Оставшуюся труху она сунула в карман.
— Никогда нельзя выходить из дому с пустой сумкой, — сказала она. — На всякий случай кое-что всегда нужно иметь при себе. Догадайся я еще и меду прихватить, мы как-нибудь бы и управились.
Лицо девочки просияло от радости.
— Мед у нас есть! — воскликнула она и поспешно разыскала банку с медом.
Чаромора понюхала мед и опять немного поворчала. Затем она попросила две кастрюли, распустила мед на огне, добавила в него собранных травинок, перемешала, процедила, остудила, и получилась у нее золотисто-желтая мазь. В другой кастрюле она сварила густую фиолетовую жидкость.
— Ну, авось поможет, — сказала колдунья. Старуха разыскала в сумке птичье перо, обмакнула его в мазь и смазала бабушке глаза. Затем влила ей в рот несколько капель фиолетовой жидкости.
Затаив дыхание, девочка наблюдала за Чароморой. Но никакой перемены в состоянии бабушки не произошло.
Девочка так огорчилась, что расплакалась.
— Наберись терпения, дитя мое, — проговорила Чаромора. — Болезнь приходит на конях, а уходит на волах. Завтра я снова зайду.
День изо дня Чаромора прилежно ходила к бабушке, давала ей капли и смазывала глаза мазью, и вот однажды бабушка вдруг ясным голосом сказала:
— Я вижу.
— Бунечка! — радостно воскликнула девочка. — Неужели ты видишь меня?!
Бабушка села на краю кровати. Она внимательно присмотрелась к девочке и проговорила:
— Как же ты выросла, внученька!
Потом она поднялась, оделась и стала прибирать постель.
— Золотко мое, иди и накрой стол, — молвила она. — Надо же нам угостить нашу гостью молоком и хлебом с медом.
А Чаромора, довольно улыбаясь, раскачивалась в кресле-качалке, ожидая, когда ее пригласят к столу.
Много дней Чаромора металась по городу — она лечила и врачевала. Наконец-то ее дела стали подходить к концу.
Чародейка вылечила девять человек от сахарной болезни и десять от воспаления легких, а еще одного от бессонницы. Шестеро глухих слышали теперь каждый шорох, а восемь немых болтали дни и ночи напролет. Человек двадцать слепых стали зрячими. Сорок бабушек и тридцать дедушек были бодры и здоровы почти как в молодости.