- Ну вот,- сказала она однажды Трумму,- мне кажется, меня ты уже совсем не замечаешь.
- О-о! - произнес капитан мечтательно.- А ты чувствуешь, как пахнет воздух? От дыхания сырой земли и распускающихся почек у меня с утра до вечера кружится голова.
- Ну-ну,- пробормотала Чаромора.- Сколько я себя помню, такое бывает каждую весну.
Весна набирала силу, восторг и восхищение Трумма все росли, зато Чаромора хмурилась все больше.
Когда настало время подснежников, калужниц и купавок, очарованный капитан целые дни проводил на лужайках и в кустарнике и не приходил домой даже пообедать.
Теперь Чаромора ходила мрачнее тучи.
- Что за мысли тебя одолевают, которые обязательно нужно обдумывать в кустарнике? - спрашивала она у капитана.
- Дорогая Эммелина,- ответил капитан виновато,- мне хотелось бы нарисовать тебя.
И он стал писать портрет Чароморы. Вокруг нее он нарисовал цветущие подснежники и расправляющих крылья лебедей. А стояла она на белом морском песке, усеянном розовыми ракушками и зелеными водорослями. Чаромору он изобразил так, чтобы отблески вечерней зари падали на морщинистое лицо, и на картине щеки ее нежно румянились.
Чароморе картина очень понравилась. То и дело подходила она поглядеть на свой портрет и почти совсем перестала заглядывать в зеркало. И однажды утром она сказала Трумму:
- Ну и ну! Ты, кажется, так и не понял, кого взял в жены.
Я прекрасно знаю, кто моя жена,- ответил Трумм,- но что с того?
Чаромора горько вздохнула.
- Ты даже не видишь, какая я на самом деле,- сказала она.- Ох, кажется, я околдовала тебя и привязала волшебными лентами к своему острову.
Весь день Чаромора была не в духе и колючая, как еж. Назавтра, только Чаромора проснулась, к ней подошел капитан Трумм.
- Иди же скорей, посмотри! - воскликнул он. Вид у капитана был такой счастливый и довольный, что Чаромора, не говоря ни слова, последовала за ним.
Трумм повел Чаромору к своим грядкам. Каждое брошенное им в землю семя пустило крохотный зеленый росточек.
- Взгляни, все семена взошли! - ликовал капитан.
- Ну-ну,- сказала Чаромора, внимательно рассматривая грядки.- Это лопух. Ты посеял семена слишком часто, у лопуха вырастут широкие раскидистые листья.
Трумм присел на корточки и пальцем осторожно погладил каждый росточек.
- Это я пробудил их к жизни! - воскликнул он счастливо.- Взял в темном шкафу сухие семена, вынес их на свет и зарыл в землю. Благодаря мне они ожили! Ведь я совершил настоящее чудо!
- Ну-ну,- пробормотала Чаромора угрюмо.- Тоже мне чудотворец!
Целый день она хлопала дверьми и окнами и швыряла все, что попадалось ей под руку. А Трумм сидел на огороде и рисовал едва проклюнувшиеся росточки своего лопуха.
Вечером, сметая в кучу разбитые и поломанные ею вещи, Чаромора укоризненно произнесла:
- Видно, пора и мне отправляться в путь и заняться моими делами.
Трумм был так глубоко погружен в свои мысли, что только пробормотал:
- Конечно же, дорогая Эммелина.
- Может, мне уж и не возвращаться на остров?! - проговорила Чаромора дрожащим голосом. Но капитан словно и не слышал ее.
- Ты заметила, насколько они подросли за сегодняшний день? восторженно спросил он.
Такое равнодушие оскорбило Чаромору до глубины души. Ах, значит, для Трумма какие-то лопухи важнее! Едва сдерживая слезы, Чаромора принялась надувать свои воздушный шар, надула его и поднялась в воздух. Она так горевала, что даже не обратила внимания, куда и с какой силой дует ветер, чтобы приноровиться к его порывам. И ветер бросал и трепал ее, как хотел. Но Чаромора и этого не замечала, она только всхлипывала время от времени, вспоминая о своей обиде.
Ветер гнал шар Чароморы над морем. Он занес ее в тяжелые грозовые тучи, и старуха промокла насквозь.
- Вот простужусь и заболею воспалением легких,- обиженно бормотала она себе под нос.- Тогда-то Трумм поймет, кого потерял.
Внезапно вокруг Чароморы засверкали яркие молнии. Воздух содрогнулся от раскатов грома.
- Ах, какая дивная гроза! - закричала Чаромора, перекрикивая раскаты грома.- Поделом Трумму, если в меня попадет молния!
От грозы на сердце у Чароморы немного полегчало. К тому времени, когда ураган скрылся за горизонтом, настроение у нее стало вполне благодушным.
Теперь Чаромора уже принялась осматриваться, куда это ее занесло. Внизу простиралась безжизненная пустошь, покрытая пеплом и грудами шлака. И она снова загрустила.
- Ах ты моя горемычная! - проговорила она дрожащим от обиды голосом.- Знал бы бедняжка Трумм, куда тебя забросило!
Длинные трубы извергали в темноту ночи раскаленное дыхание. С разлету Чаромора зацепилась за самую высокую трубу и повисла на ее зубчатом краю. Над трубой клубился мерцающий искрами ядовитый дым. Время от времени из дыма всполохами вскидывались яркие багровые языки пламени.
Чаромора почувствовала, что ей нечем дышать. Она высунула голову из облака дыма и глотнула свежего воздуха. Веревки, которыми Чаромора привязалась к воздушному шару, перегорели, воздух с шипением вырвался из шара, и пустая оболочка упала вниз, в недра трубы.
Из трубы снова вырвалось пламя и обдало Чаромору обжигающим жаром. Одежда на Чароморе, тихо потрескивая, начала тлеть. Дым обволок ее густой пеленой, и у ведьмы помутилось сознание, но, превозмогая себя, она стала перелезать через край в трубу - должна же она была найти свой шар!
От жалости к себе и Трумму Чаромора громко зарыдала. Сердце ее смягчилось, все обиды улетучились. Но она уже висела внутри трубы и могла в любую секунду рухнуть вниз, в бушующий огненный смерч.
- Этак ты и взаправду сгоришь в огне,- прохрипела она.- И никто никогда не узнает, куда ты подевалась. Ох, мой милый Трумм, на кого же я тебя покину! Что за напасть, зачем я только полезла в эту трубу!
Чародейка хотела заговорить огонь и отвести в сторону дым, но ее воспаленные губы бормотали какие-то ненужные, беспомощные слова. Волшебная сила покидала ее. Огонь и дым не повиновались ей, наоборот, они все плотнее окутывали ее.