У Себастьяна что-то дернулось на лице. Странности этих дам объяснились полностью, можно даже расхвалить себя за проницательность, однако история вышла весьма занятною. Он думал уговорить свою семью к снисхождению и обрести очень скромное счастье, а замахнулся породнится с Императором Ладии! То-то Алессан так потешается.
Себастьян обнаружил удивление рассудком, но не сердцем. Что-то высокое показалось ему в Арис с первой минуты знакомства, когда он решился на приглашение. Вязунья не поражала отточенностью речей и светских манер, но за ее кротостью он видел разумность и деликатность, умение не судить, но и не поступиться своим воззрением. Как удалось ей ладить с горожанами и сохранить во всем инаковость?
Закономерно, что обществу людей она предпочла бы тишину и книги – ее очарование за столом в библиотеке магов и легло первою ступенью себастьянова пленения.
Необъятная весть опрокинула представление Себастьяна о будущей семейной жизни, но аристократическая привычка позволила ему держать себя в руках и даже связно мыслить.
– Достойные цветы достойной ветви, – сказал он.
Комплимент получился неловкий – будто у юноши есть право одобрять представителей семьи монарха, но он вложил в эти слова всю свою искренность.
Глаза царевича полнились мальчишечьим озорством, но говорил он еще с нарочитым замедлением.
– Обстоятельства требуют уже более двадцати лет удерживать мое венчание с леди Терини в тайне, – поделился он, не став уточнять, что в круг просвещенных не допущен даже его величество.
Себастьян тоже принялся отмерять долгие паузы.
– Я не искал возвышения в этом браке, не ищу и ныне, – заметил он с осторожностью.
На самом деле полог тайны для юноши стал благословением – вторгаться в области высшего круга не было его мечтою. Глядя на Алессана и Лею, он хорошо сознавал, что слишком провинциален для света, а свет для него и Арис непомерно многолюден. Достаточно будет жить семьею без затей и вместе постигать чародейскую науку, лишь изредка отдавая долг великосветским событиям.
Все как будто шло не так уж плохо – иначе просителя развернули бы с порога, не изъясняя подноготную. Подняв подбородок, молодой Карнелис нашел в себе решимость посмотреть прямо на царевича и продолжить:
– Имея возможность лично говорить с вами, ваше высочество, повторно прошу руки вашей дочери, леди Арис.
Флавий склонил голову на бок, изображая глубину раздумий.
Себастьян ему определенно нравился. Флегматичная собранность юноши контрастировала с пылом самого царевича, но далеко еще не относилась к недостаткам. Древесник был из неброского роду, однако, честен, открыт и не выказывал ранимой щепетильности, свойственной молодым щенкам обедневших фамилий. Совместное следствие не единожды позволило Флавию убедиться в доблестных качествах искателя и своеобразном его таланте.
Однако, его высочество приводил себе на ум различные картины будущего Арис после введения той в семью Императора. Жизнь ее на окраинах, конечно, светом не будет забыта, но невестою она все равно титулуется завидною.
Быть может, робкая девица цепляется за первого благородного встречного, не представляя, какой вскоре получит широкий выбор?
Что же, отказать? Оградить от ошибки?
“Радуйся, что тебя вообще спрашивают! – вдруг сварливо напустился на него внутренний Флавий. – Сам не больно-то искал отеческого благословения.”
Это осознание ушатом холодной воды снесло горделивое рассуждение. Он выпрямил шею и бросил дурацкую чужую маску “мудрый отец принимает решение о будущем единственной дочери”. Не слишком он заслужил это право. Леонора воспитала Арис и, по чести, лишь она могла претендовать на вершение ее судьбы – однако она передала записку о нежданном женихе, как ни в чем не бывало признавая Флавия главою дома.
– Я даю вам согласие, господин Карнелис, – ответил его высочество, – вместе с дозволением открыть вашим близким, кого они берут под свое крыло.
Флавий рисковал, но не мог позволить Арис утонуть в презрении всех поколений Карнелисов, которые наследник обрадует союзом с простолюдинкой.
– Надеюсь на их умение хранить семейные секреты, – добавил он. – Однако венчание состоится через несколько месяцев, когда я смогу говорить обо всем открыто.
Кажется, одну торжественную свадьбу он императрице задолжал.
Просветлев мыслями о том, какое удовольствие составит матушке, царевич покинул кабинет гостеприимного кузена.
***
Виола чопорно сидела на скамейке спиной к Приказному дому.
Будь она в добром расположении, поместилась бы на ней удобно и просто, но чем более огорчена женщина, тем более она склонна хранить лицо, поэтому Себастьян обнаружил сестру с прямою осанкой и плотно собранными перед собой кистями.