Она еще сомневалась! Если не считать баталии за пастилу и сахар – разве брат оставлял ее в затруднении?
Или, быть может, “Щепка” ему и впрямь любезней Земского приказа?
Растроганная, Виола на миг осеклась и с испугом повернулась к вестнику:
– Вы ведь не шутите, Алессан Диегович? Слово чести?
– Слово чести, – мягко поддразнил ее Лис, веселея невольно.
Приятно быть глашатаем добрых новостей – амплуа доставалась ему не впервые и прирастало все крепче, расхотелось даже слишком тщательно подбирать слова.
В мечтания девицы, однако, пробралось недоумение.
– Что же он тогда объявил о наметившихся средствах? – нахмурилась она.
– Полагаю, он имел ввиду второе предложение, – ответил Алессан таким тоном, которым ребенку повторяют очевидное.
“Не собирается же он жить на приданое Арис?” – ужаснулась внутренняя Виола.
Устойчивое непонимание леди поставило Лиса почти в тупик.
– В самом деле? – не поверил он. – Восхваленный за чуткость господин Карнелис убежал к невесте и не додумался вас ободрить?
Вообще-то Лис тоже был еще тем утешителем, но о его черствости после тревожной поимки артефактора знала только Лея, так что он мог бессовестно расточать укоры.
– Я всячески демонстрировала отсутствие такой необходмости, – призналась Виола не то со стыдом, не то с гордостью.
“В точности как леди Астер.”
Алессан вздохнул патетически, укрывая за иронией свои задумчивые выводы.
– Что ж, тогда мне придется отнять его право и первому вас порадовать, – он опустил голос до наигранного шепота: – Земский приказ желает с размахом вложиться в наши “Вещальники”. Да-да, слово чести, – быстро прибавил он, отклоняясь обратно и прилагая руку к сердцу.
Виола схватилась пальцами за бортик, чтобы не выпасть из легкого купола в отрезвляющую глубину фонтана.
– Вложиться? В нашу разработку? – проверила она себя на ясность слуха.
Алессан кивнул выразительно, хотя и без обычной точности угла наклона.
– Земский приказ готов оплачивать наши эксперименты не менее года, – подтвердил он.
– Какие условия? – волнуясь, уточнила она (может, еще втуне мысленно линует печку).
Ее прожект кому-то нужен! Недаром они столько придумывали, пробовали, ошибались и проверяли снова – распорядительница втащила в свою задумку троих талантливых магов, и никого из них не подвела!
Глашатай сделал лицо заговорщика.
– Себастьян Базилевич подивил отца – обсуждать условия направил к младшей своей сестрице. Вас ожидают в понедельник утром, леди Карнелис, – пышно закончил он.
Лис привычно играл, только это был не надменный бенефис, а шутливая домашняя сценка. Когда в последний раз он позволял себе такое?
Виола между тем нашла Себастьяна самим совершенством.
– Диего Бернардович готов что-то соглашать с двадцатилетней провинциалкой? – весело уточнила она.
Распорядительница еще не имела дел с магистром, но припомнила отзывы брата о суровости старшего Алвини. Уголками губ Алессан вернул понятливую лукавинку.
– Отец впечатлен, что за два месяца работы со мною вы не отказались от прожекта, – горделиво ответил он.
Следующая реплика девицы была им легко предсказуема – что-то вроде “О, вы прилагали к этому изрядные усилия”.
– Вы ведь очень помогли, – вместо этого вдруг серьезно сказала Виола.
Лис моргнул, а Виоле захотелось посмотреть на него с благодарностью, но стало вдруг немножко стыдно.
– Признаюсь, мы несколько пошли на хитрость, подталкивая вас работать с нами, – покаялась она. – Брат не доводил меня тогда до слез.
Алессан давно собрал эту картину по намекам, но ссориться нынче – представиться сущим жирафом. Еще весной он счел более выгодным этот пустяк позабыть случайно.
Виола подарила теперь другой интересный ключик – из барышень с чувством вины можно мало что не вить веревки. Следовало замолчать красиво, пустить желваки под скулы и повести речи о разуверении в женским роде и человечестве. Это удар почти смертельный – каждая вторая сделает все, чтобы спасти одинокую, израненную, непонятую миром душу.
Вместо этого Лис проронил негромко:
– “Вещальники” были самым полезным, что я создал за свою магическую карьеру. Спасибо, что не отказались от моей помощи.
Виола порозовела бы, не будь еще достаточно красною девицей. Едва ли молодой Алвини часто бросался такими словами, а уж упертая распорядительница и подавно не надеялась их услышать. Она несмело улыбнулась, не зная в точности, как следует поощрить такую честность Лиса.
– А я тайком обучалась у вас искусству говорить, – сказала она, глядя в свои колени и рискуя быть снова осмеянной, – близкие пеняют мне чудовищную многословность.