Теккерей Уильям Мейкпис
Чартистский митинг
Уильям Мейкпис Теккерей
Чартистский митинг
Вчера вечером в помещении Литературного общества на Джон-стрит, Тоттенхем-Корт-роуд, состоялся при большом стечении публики чартистский митинг, на котором вернувшаяся из Парижа делегация рассказала о своей поездке во Францию, куда она ездила для вручения республиканскому правительству приветственного адреса. Только два члена этой делегации мистер Эрнст Джонс и мистер Мак-Грас - пришли на митинг, третий, мистер Харни отсутствовал, ибо, как объяснил председатель, в Париже он оказался жертвой собственного энтузиазма и заболел и потому предстать пред теми, кто возложил на него эту миссию, не может.
Место председателя с единодушного одобрения аудитории занял мистер Шоу. Зал помещения Литературного Общества был заполнен в высшей степени благовоспитанными мужчинами и женщинами, выражавшими самое горячее желание услышать впечатления мистера Джонса и мистера Мак-Граса о поездке во Францию.
Председатель огласил повестку дня, отозвался с восторженной похвалой об успехе, с которым делегация выполнила свою миссию, остальную же часть выступления посвятил основным пунктам Хартии, в которой он видит единственное спасение Англии от всех зол и несчастий.
Затем к рампе, которая заменяла трибуну, вышел мистер Джонс и повел красочный и нельзя сказать чтобы вполне "бесхитростный рассказ", "припоминал лишенья и труды, испытанные на море и суше", рассказывал, как он "беды избег на волосок от смерти". Он говорил о поэтах, философах, историках, с которыми встречался во Франции, о свободе, с которой он утвердил свое с ними равенство, укрепив связующие их узы братства. Он заклинал дух свободы, веящий над Англией, указать народу путь к возрождению, которое началось сейчас во Франции. Французы кричали: "Долой Гизо!" - по-английски этот клич звучал бы: "Долой Рассела!" Французы требовали: "Долой коррупцию!" - в переводе на английский это значило бы: "Долой классовое законодательство!" Французы провозгласили: "Да здравствует реформа!" - для англичан этот лозунг превратился бы в "Да здравствует Хартия и никаких уступок!" (одобрительные возгласы). Пока правительство не применяет против чартистов силы и не нарушает конституции, мистер Джонс полагает, что чартистам следует придерживаться того же курса, но какую бы линию они ни избрали, он надеется, что недалек тот день, когда и они будут принимать в здании своего собственного правительства делегацию Французской республики (возгласы одобрения).
Далее перед собравшимися выступил мистер Мак-Грас. Он выразил удовлетворение по поводу того, что в зале, как ему сообщили, присутствует несколько подосланных правительством шпионов, которые, как он надеется, дадут своим хозяевам точный и подробный отчет обо всем, что произносится с трибуны. После этого небольшого отступления он вернулся к главной теме сегодняшней встречи и несколькими мастерскими штрихами завершил нарисованную мистером Джонсом картину "торжественного" и в "высшей степени лестного" приема, который оказало им Временное правительство Франции в присутствии частей Национальной гвардии Парижа. В воскресенье в двенадцать часов дня делегация подъехала к роскошному зданию Hotel de Ville {Ратуши (франц.).}, где французское правительство назначило им аудиенцию. На улице их остановил патруль - не корыстные наемники, тянущие лямку за шиллинг в день (ропот возмущения), а солдаты-патриоты, защищающие рожденное в борьбе дитя свободу своей страны. На площади собралось десять тысяч этих благородных граждан Франции, и хотя солдаты стали сурово допрашивать депутацию о цели ее прихода, мистер Эрнст Джонс, говорящий по-французски как истый парижанин, так очаровал их, что при встрече со следующим патрулем слова "мы английские чартисты" прозвучали как волшебное "Сезам, откройся!" - и депутация предстала перед членами Временного правительства. Здесь наш историк перевел дух, чтобы излить благородное негодование на прессу кстати, досталось не только лондонским газетам, но и "Норзерн Стар", - за то, что та не уделила этому событию должного внимания. Выступление мистера Джонса члены Временного правительства слушали стоя, причем многие кивали головой в знак одобрения, а в ответ Гарнье-Пажес произнес не "несколько слов", как писалось в газетах, а настоящую речь, длившуюся целых двадцать минут. Он сказал, что считает приезд делегации от столь мощной организации, какой является партия английских чартистов, большой честью, что он давно с глубоким интересом следит за развитием чартистского движения и шлет его участникам самые искренние пожелания успеха, а также выражает уверенность, что если Англия когда-нибудь захочет начать войну против свободной Франции, трудящиеся Англии не допустят этого (возгласы одобрения). Затем оратор рассказал о впечатлении, которое производит Париж: на улицах ликуют миллионы людей, а всюду строжайший порядок, ни одного разбитого окна. Какой пример для англичан! Желая немного развлечь слушателей, мистер Мак-Грас рассказал несколько забавных ужасов, в которых главную роль играла ржавая старушка гильотина и которые должны были продемонстрировать жестокость экс-короля, но оратор увлекся юмористическими подробностями и вызвал у присутствующих не леденящий душу трепет, а хихиканье. Затем он призвал аудиторию сплотиться под лозунгом "Хартия - и никаких уступок!". Угнетателей всего несколько тысяч, а в рядах чартистов - миллионы, и если они исполнятся решимости, жалкой горстке угнетателей придется уступить. Через две-три недели в Лондоне соберется съезд и составит петицию Парламенту, а двести пятьдесят тысяч преданных делу партии чартистов понесут эту петицию с Кеннингтон-Коммон на площадь перед парламентом. Мистер Мак-Грас выразил надежду, что все присутствующие на митинге подпишут эту петицию и присоединятся к процессии, а также поклянутся перед лицом всевышнего своей преданностью отечеству, любовью к своим детям, что будут до тех пор бороться за Хартию, пока народ не получит на вечные времена свободу и права гражданина и человека (возгласы одобрения). Он призывает их остерегаться бродяг и мошенников и стать на защиту собственности. Поступив таким образом, они докажут всю облыжность обвинений, которые бросает им продажная лондонская пресса.