— Я озябла, Сережа. Зуб на зуб не попадает.
— Ну и вставай, пойдем, на ходу согреешься.
Он взял у нее пилу. Лиза стала подниматься. Налетевший ветер свалил ее снова в сугроб.
— Ноги подсекаются, Сергей.
— Держись за меня и вставай. Возьми вот палку. Держись крепче, пойдешь за мной, как на поводке, — легче так идти.
Лиза подчинилась и молча побрела за Сергеем. Она не поспевала за ним. Ноги тонули в снегу, плохо слушались.
— Ты в след мне ступай, в след, — говорил он.
— Пойдем, Сереженька, потише, не спеши.
— Прохлаждаться нам некогда. Скоро двенадцать часов, а в двенадцать в Чарусе остановят локомобиль, погаснет свет, не будет электроэнергии, и тогда придется ждать до утра. Электросварочный аппарат без энергии не работает.
— А далеко еще до Чаруса?
— Нет, недалеко. Сейчас в горку поднимемся — и Чарус увидим.
— Тогда пойдем скорее.
Лиза выпустила из руки палку-поводок и пошла рядом с Ермаковым:
— Дай мне пилу-то, я понесу.
— Иди, знай, иди…. Неси вот лучше палку. Опирайся на нее, как на батог.
Вскоре сквозь пургу показались огни Чаруса. В ночной темноте поселок лесорубов обозначился редкими светящимися желтоватыми пятнами. Лиза пошла впереди.
— Что это ты мою пилу несешь, а я иду налегке, — опять сказала она.
Ермаков на это ничего не ответил, шагал молча, утопая в снегу, покачиваясь из стороны в сторону, точно пьяный. Лиза чувствовала себя виноватой перед ним и, чтобы хоть чем-нибудь помочь парню, протаптывала на высоких сугробах тропинки.
— Вот здесь, Сереженька, иди. Тут ноге потверже.
На вырубах перед Чарусом они оказались в бушующем снежном океане. Ветер сбивал с ног, хватал за одежду. Дорогу замело, и ее пришлось нащупывать батогом.
Паровой двигатель находился в деревянном рубленом помещении на берегу озера. У грязной, запачканной мазутом двери, освещенной электрической лампочкой, Ермаков глянул на часы-луковку. Было без пяти минут двенадцать.
— «Вход посторонним воспрещен», — прочитала вслух Медникова, глядя на жестянку, набитую на двери.
— Мы не посторонние, свои, — сказал Ермаков, взявшись за ручку двери.
Среди небольшого высокого помещения стоял пузатый, как бочка, вороненый котел с топкой под низом. Откуда-то из-за котла, обтирая руки тряпкой, вышел машинист: худощавый высокий мужчина лет тридцати пяти, в черном, лоснящемся от масла комбинезоне.
— Что скажете? — спросил он, оглядывая парня и девушку.
— Вы уже кончаете работу? — в свою очередь спросил Ермаков.
— Уже все. Сейчас ухожу. А вас что интересует, собственно?
Лиза вышла вперед со своей пилой.
— Вот видите, — начала она, — у пилы лопнула рама. Надо сварить, а без электроэнергии ее не сваришь. Мы пришли попросить вас, чтобы вы еще погоняли свою машину.
— Не могу! Что не могу, то не могу.
— Почему не можете?
— У меня и дров больше нет, и домой спешу. Ко мне брат на побывку из армии заехал. С сорок первого года не видались. Он только приехал, перешагнул порог, а я локомобиль пускать пошел… Как вы думаете, надо мне с братом повидаться или нет? Он, может быть, завтра обратно поедет, а мы с ним даже рта еще ничем не смочили. Понимать надо это дело.
— Мы понимаем, — сказал Сергей, — но нам тоже завтра с утра на работу. Мы соревнуемся, обязались давать по две нормы. Это, выходит, нам надо завтра дать триста двадцать кубиков. Задержитесь, товарищ машинист, на часик.
— С превеликим удовольствием бы, но… А вы подождите до утра. Утречком часиков в шесть локомобиль будет на ходу, и вы спокойненько сварите свою пильную раму и вовремя придете в лесосеку.
— Мы ведь не здешние. С Новинки.
— С Новинки? А как сюда попали?
— Пешком пришли, прямо с дороги.
— Вон что, вон что. А я смотрю, вы белехонькие зашли сюда, думал, где-то в снегу барахтались, баловались… Вон что, вон что… Так ведь у меня дров нет, чтобы гнать для вас машину. Дрова только к утру подвезут.
— А стащить где-нибудь нельзя?
— Где стащить? Разве в столовой? А ну-ка, идемте со мной. Оставьте пилу тут. Нас трое, по беремю захватим.
Машинист повел Ермакова и Медникову в поселок, привел к поленнице. Сам первый стал набирать сухие, звонкие дрова, накладывать на согнутую руку.
Вернувшись к локомобилю, он поставил условие:
— Буду гонять машину полчаса и ни минуты больше. За полчаса не справитесь — на себя пеняйте. У меня дома уже печку затопили и воду кипятят для пельменей. Ваше счастье, что вы новинские.
И загремел топкой.
Кузнец, он же электросварщик, крепко спал в своем домике на три окна. Огня не было. Ермаков постучал. Долго никто не отзывался. Наконец, в избе вспыхнул свет. В окне, разрисованном затейливой изморозью, точно кружевами, показалась тень.