— И тебя вызвали? — схватив за руку Николая Георгиевича, сказал Ошурков. — Ну, берегись, Колька! Вот мылили шею! Хмель как рукой сняло…
И дохнул спиртным перегаром в лицо Багрянцеву.
— Выпутывайся, Колька, как знаешь, только не выдавай, что пьем вместе. Кто-то накапал про нас директору. Он и замполит взяли меня под перекрестный огонь, думал, живой не уйду: измелют. Директор рубит сплеча, по-рабочему, а этот замполит мягко стелет, да жестко спать: подо все у него политическая подкладочка… Фу, жарко!
Он достал из кармана огромный серый платок и тщательно вытер лоб, виски, шею. Потом продолжал:
— Как кончится головомойка, приходи прямо к старухе. Отдохнем за «лесной сказкой». Я велел старухе приберечь для нас. Да ты что, Колька, приуныл? Не трусь, до самой смерти ничего не будет! Что молчишь-то? И с работы снимут, так не велика беда. Сегодня снимут, а завтра снова поставят. Опытные люди тут на вес золота. А пить — кто не пьет? Курица и та пьет.
Из кабинета выглянул замполит Зырянов.
— Заходите, товарищ Багрянцев. Ждем.
Ошурков поспешил удалиться, шепнув Николаю Георгиевичу:
— Ну, счастливо, Колька! Не робей.
Багрянцев вошел в кабинет. Директор кивнул на стул между столом и кушеткой.
— Садитесь, пожалуйста, — сказал он. — Извините, что поздно побеспокоили. О серьезных делах лучше толковать, когда уляжется дневная суета.
Николай Георгиевич продолжал стоять навытяжку, по-военному притиснув к карману брюк фуражку.
— Ну, садитесь! — мягко, почти дружески сказал Зырянов. — Ведь не с рапортом пришли.
Багрянцев сел. Но и сидеть продолжал навытяжку.
— Мы вот здесь только что ругали Ошуркова, — начал Черемных. — Пьяница известный. Я еще лесорубом работал под его началом. И тогда от него за версту разило самогоном. Меняются времена, меняются люди, а вот в характере Степана Кузьмича — ничего нового. Горбатого, видно, могила исправит. Посылая вас к Ошуркову, мы думали, что вы станете влиять на него, подскажете ему, исходя из своего горького опыта, к чему может привести злоупотребление спиртными напитками. Так ведь, Борис Лаврович?
— Совершенно верно, — согласился Зырянов.
— Однако наши расчеты не оправдались, — продолжал директор. — Первое время мы следили за вашей работой, радовались, когда участок был выведен из прорыва и пошел в гору. Стали поощрять эти успехи. Тогда, когда речь шла, кому вручить знамя, у нас было два кандидата: Моховое и Томилки. У коллектива углевыжигательных печей больше было данных на получение знамени, а мы его все же на Моховое отдали. Думали, дальше пойдет все как по маслу, но ошиблись. Теперь вот надо исправлять дело.
— Переведите меня на другой участок, — сказал Багрянцев. — Я не пожалею сил и докажу, что умею работать.
Зырянов повернулся к Багрянцеву.
— Дело не только в работе, Николай Георгиевич. Работать у нас многие умеют. И Ошурков, когда он в полном порядке, неплохо везет участок. Но этого мало. Нужны хорошие руководители. Нужно не только рубить и вывозить лес, выполнять план, но и воспитывать людей. Ведь у нас есть лодыри, есть даже воры. Таких людей тоже со счета не скинешь? Они живут среди нас, они тормозят движение вперед. А как мы будем воспитывать людей, если сами порой оказываемся не на высоте. Вы понимаете это, товарищ Багрянцев?
— Вполне.
— Да, положенье ваше незавидное, товарищ Багрянцев! — сказал Черемных, мусоля в пальцах карандаш.
— «Незавидное»! — перебил Зырянов. — Это не точно, очень мягко сказано.
Он встал, прошелся по комнате.
— Как можно человеку, состоявшему в партии, посланному сюда на исправление, упасть так низко? Это же, это же, не знаю, как назвать…
Борис Лаврович подошел к столу и начал наливать воду в стакан. На секунду водворилась тишина, нарушаемая лишь бульканьем воды.
— Не горячитесь, Борис Лаврович, — примиряюще сказал Яков Тимофеевич и обратился к Багрянцеву. — Вашу просьбу удовлетворим. У нас есть намерение вернуть вас на Чарусский лесоучасток. Тут за озером мы создаем новые лесосеки, и нам нужен мастер. Согласны перебраться в Чарус?
— Да, конечно, конечно. Буду очень благодарен.
Выйдя из конторы, Багрянцев задумался, куда пойти. В избушку к старухе, где сидит и ждет его Ошурков? Только покажешься на пороге, начальник Мохового лесоучастка прикажет старухе ставить на стол спирт, яичницу. И тогда снова все пойдет на старый лад. Лупоглазый, губастый Степан Кузьмич полезет целоваться, станет называть тебя закадычным другом. Даже всплакнет от избытка чувств.