Перед рассветом, когда исчезла луна, а восток чуть-чуть побелел, Зырянов поднялся. Подкинув в костер валежника, он пошел побродить. На восточном склоне хребта он обнаружил камень, похожий на мягкое кресло со спинкой. Усевшись поудобнее, он стал наблюдать за небом, лесом, горами. Белая зорька пожелтела, потом порозовела, наконец, стала буро-малиновой. Синее небо начало светлеть, голубеть. Над головой небосвод был еще темный, а восток заиграл светлыми, прозрачными красками.
Зырянов пошел, отыскал Лизу, разбудил ее и привел к своему каменному креслу. На самом горизонте Лиза увидела большое, красное, как кровь, озеро, а в нем — огромное румяное яблоко.
— Неужели это солнце? — воскликнула она в изумлении. — Почему оно без лучей и купается будто в воде?
— Воды там нет. Солнце всходит в тумане… Посмотри, что делается внизу.
Все долины были залиты туманом. Куда ни кинь взгляд — везде разлилось море, в море — островки, это вершины гор. Водораздельный хребет, точно огромный корабль, плыл по морю среди островков.
— Я еще никогда не видела такой картины. Борис, мне что-то холодно. Сядь поближе. Вот так. Интересно получается: внизу — туман, а здесь — ясное утро.
Верхняя кромка солнца позолотилась и выпустила усики. Усики вонзились в небо. Оно стало нежным-нежным, голубым-голубым.
— Смотри, Борис, как туманы позолотились. Как красиво! Хорошо, что ты разбудил меня… А девчата спят, ничего этого не видят.
— Как же, «спят»! — услышала она над ухом чей-то голос.
Она оглянулась. Все парни и девушки сидели на камнях. Их лица и одежда были розовыми, и камни розовые, и вся гора розовая, сказочная.
— Думаете, вы будете солнце встречать, а мы спать? Как бы не так! — раздались голоса. — Выспаться успеем и дома.
Зырянов сделал первый фотоснимок, заснял всю группу на камнях.
Потом, захватив фотоаппарат и ружье, он позвал Лизу вниз к реке, к Глухой Ильве.
Девушка легко прыгала с камня на камень, соскальзывала со скал и даже помогала спускаться Борису. Вдруг их внимание привлек какой-то необыкновенный шум. Казалось, кто-то хлопал в ладоши: хлопнет раз, громко-громко, потом начинает хлопать часто-часто, замолкнет и опять хлопает громко и снова часто-часто.
— Что это такое, Борис? — прислушавшись, спросила Лиза. — Давай посмотрим! — Она схватила его за руку. — Ну, побежали?
Добрались до кромки лесочка, откуда раздавались необыкновенные звуки. Лиза, прячась за деревьями и всматриваясь вперед, начала углубляться в ельник. Иногда она поворачивалась к Зырянову и грозила ему пальцем: дескать, тише, не шуми! Вдруг она замерла на месте, в глазах застыл испуг. Зырянов выглянул из-за ее плеча. Возле скалы, ярко освещенной солнцем, верхом на надломленной вершине старой ели сидел небольшой медведь-муравейник; зацепив лапой отколотую молнией дранку, он оттягивал ее в сторону, а потом отпускал: дранка, щелкнув по стволу, начинала дребезжать; медведь, склонив голову набок, прислушивался и маленькими круглыми глазками с любопытством разглядывал свою игрушку. Потом снова оттягивал дранку, слушал, смотрел.
— Мишка-музыкант! — шепнул Зырянов Лизе.
— Стреляй скорее, стреляй! — шепнула она.
— Зачем? Он сейчас не страшен. Он увлекся игрой, как ребенок. Я его сфотографирую.
Не спеша. Зырянов пристроил свой аппарат за плечом девушки, навел фокус и щелкнул затвором. Медведь, не обращая внимания на окружающее, продолжал забавляться.
У Лизы отлегло от сердца, она повеселела и с любопытством поглядывала то на медведя, то на Зырянова, как бы спрашивая: «Ну, а что будет дальше?»
— Его можно без ружья убить, — шепнул Зырянов. — Вот крикнуть сейчас — он перепугается, получится разрыв сердца.
Лиза с недоверием посмотрела на Бориса.
— Хочешь, испытаем?
— Ой, нет, нет, что ты? — она схватила его за руку.
Медведь вдруг прекратил игру, забеспокоился, вытянул шею. Увидев непрошеных гостей, злобно сверкнул налитыми кровью глазами, рявкнул. Борис схватился за ружье, но медведь кубарем свалился с дерева и исчез, — только слышно было, как хрупоток пошел по ельнику.
Спускаться к реке Лиза отказалась.
— Чего ж ты испугалась? — успокаивал ее Зырянов. — Летом медведи смирные, зря не накинутся, только не тронь их, не зли. Они теперь сытые, добродушные!
— Да, вон как он рявкнул, аж мороз пошел по коже. У меня сердце до сих пор не успокоится.
— Это он для самообороны припугнул нас, а сам бежать… Привыкать надо, Лиза, к нашим лесам. Страшного тут ничего нет.