Максимилиан принес Елену на руках из разгромленного домика ещё более странное сооружение. Оно было выстроено в виде зеркального купола без всяких этих инопланетных штучек, хотя очень даже прилично маскировался в лесной чаще. Елена не могла идти, не могла сопротивляться, играть в гнев, или раздражение, она будто очнулась и стала сама собой впервые за пять лет после исчезновения родителей, и впервые она так плакала безутешно, безостановочно, бессознательно.
– Ты знаешь, – начал Максим без жалости в голосе, – твои слёзы не из-за горечи, ты же не любила Костика, ведь так?
Она кивнула.
–Тебе жаль прошлой жизни, спокойствия, благополучия, но твои родители это пережили, и ты должна, обязана это сделать. Ты плачешь ещё и от того, что долго была куклой, а теперь очнулась. И что же в этом плохого? Иди ко мне.
Максимилиан обнял её и говорил-говорил ещё что-то пока она не уснула. Когда же это произошло, он встал, торопливо прошелся по комнатам. Здесь всё дышало роскошью. Зеркальный паркет был устлан персидскими коврами, на золотых стояли огромные букеты чайных и алых роз по два в каждой комнате, маленькие столики, роскошные, мягкие диваны, современная аппаратура, шкафчики из черного и красного дерева и всюду зеркала-зеркала-это лишь некоторые детали удивительного интерьера комнат. Сама Юнона выбирала мебель для лаборатории сына. Максимилиан убедился, что Елена спит и наконец нажал кнопку. Моментально все зеркала, кроме одного большого, были закрыты тяжелыми бархатными шторами, в оставшемся смутно начало появляться отражение молодой женщины. Когда оно прояснилось, Макс быстро и сердито начал говорить:
– Мама! Наконец-то. Почему ты не выходила на связь раньше? Скажи мне только одно: это она? Действительно она? Юнона, ты не говорила, что она дочь профессора.
– Филипп, у меня тут, между прочим, освободительная война, а не бал.
– Мама, мама, ты опять! Я Максимилиан, а твой старший сын погиб в зазеркалье.
–Нет! Не говори так о брате. Мы освободим его.
– Мама, очнись, вы все пленники.
Она смутилась.
–Покажи мне её!
– Елена спит.
Максимилиан отошел от зеркала, и мать начала рассматривать девушку.
–Неужели это она? Неужели в душе этой красавицы столько сил, воли, чтобы спасти Афэллу? – чуть помедлив, он заговорил опять. – А у неё действительно сильный характер, как и описывал её Павел. Кстати они уже встречались?
–Да. Лена говорила с родителями, но я не позволил им рассказать дочери всю правду. Она не вынесла бы этого. Не сейчас.
– Ты должен был рассказать. И ещё. Что-то ты мне не нравишься. Этот блеск в глазах, никому не нужная горячность и задумчивость. Сынок, не влюбился в неё случайно?
–Нет, нет, мама, что похож на сумасшедшего?
–Вообще-то да. Максимилиан, ты что не понимаешь, как это опасно?!
–Юнона, не говорите глупостей.
–Ну точно. Все симптомы налицо. Диагноз-любовь. И болезнь прогрессирует. Ты должен излечиться, забыть её. Должен, слышишь? Я не хочу, чтобы тебя постигла участь Филиппа. Максимилиан-ты наследник престола, не бросай меня, умоляю.
–Филипп любил Агнессу, а я не люблю Елену.
–Ты не знаешь, что говоришь. Я не могу вас разлучить, находясь в плену в зазеркалье. Но если бы даже я была бы свободна, невозможно погасить этот огонь. Неужели все мои дети должны погибнуть от него?
–Мама, не кричи, она, кажется, проснулась. До свидания. Как там у вас на фронте?
–Мои отряды терпят поражения. Нам нужна она, лишь она сможет открыть врата зазеркалья. До свидания, сын. Запомни мои слова: ты не можешь любить, нельзя. Забудь её.
Где это я? Какие странные сны…или не сны? Мне нужен кофе.
– Вам с сахаром, или без? – с улыбкой произнес Макс. Подсаживаясь ко мне поближе
–Значит, это был не сон! Максим?
Было видно, что он колебался, вероятно, вспомнив слова матери, но потом уверенно наклонился и поцеловал меня, нежно и робко, совсем не так, как первый раз. Я не сопротивлялась, упиваясь каким-то неведомым доселе чувством абсолютной свободы и радости. Однако, когда поцелуй закончился, я состроила недовольную гримасу и заявила:
–Ты меня всегда будешь приводить в сознание таким способом?
–А тебе не нравится?
И опять он как будто делал мне вызов. Я никак не могла распознать его отношения ко мне: то он был удивительно нежен и искренен, то надменен и как будто даже груб. Но мне так нравятся загадки!
–Ух ты! Какой домик! Какая роскошь! Можно мне осмотреться?
–Конечно, а я пока что займусь делами.
–Какими?
–Расскажу тебе чуть позже, – сказал он с таинственной улыбкой на губах. И казалось, взгляд Максимилиана задержался на мне чуть дольше, чем следовало. Когда я ушла, он ещё минуту помедлил, а потом встал и решительно сказал, обращаясь к самому себе: