— Да, жалею. Так жалею, что и сказать не могу. Ничего нет хуже разлуки с любимым человеком. Ничего, Эмили…
Эмили появилась, словно видение, сотканное из дымки хлопка и кружев. Джеймс стоял в крытом проходе между конюшнями, и Эмили направилась прямо к нему. Она сняла шляпу и распушила волосы. Медово-русые пряди волной упали на ее лицо, и его пальцы заныли от желания дотронуться до них. Но он остался стоять, держа руки по швам, как солдат, которому не сказали «Вольно!».
Рядом, за стеной, заржала лошадь. Он и этого не услышал. Снаружи камень, внутри пламень, этот могучий чероки жаждал поцеловать свою избранницу, раздвинуть языком ее губы, упасть на колени и снять с нее джинсы, заставить ее голову откинуться, а тело изогнуться в судороге наслаждения. Но его сексуальные порывы лишь усиливали в нем нервное напряжение, и без того невыносимое, и он проклинал свою необузданную страстность.
Он тосковал без Эмили. Господи, как ему было плохо без нее!
Они смотрели друг другу в глаза. Эмили ничего не говорила. Джеймс решил, что примет все, что ему уготовано Создателем. Счастье или горе — что бы там ни было. Уже ничего нельзя изменить.
— Ради тебя стоит рискнуть, — сказала Эмили.
— Ты уверена?
— Я сделала все, о чем ты просил. Я все обдумала и взвесила.
— А что Кори?
— Мой брат любит тебя.
— И если в один прекрасный день нам придется уехать? Твой дом здесь, в Сильвер-Вульфе.
Она была готова ответить и на этот вопрос:
— Дом там, где твое сердце, Джеймс. Не зря кто-то придумал эту пословицу.
— Возможно, на этого «кого-то» не охотилась мафия. Ни о чем не волнуясь, он наслаждался себе сердечными победами, сочинял пословицы и в ус не дул…
— Пусть так! — повторила Эмили. — И я это хорошо понимаю!
— Но что, если меня все-таки найдут и убьют… Ты останешься ни с чем. Только разбитое сердце…
— Не надо, — оборвала его Эмили. — Не говори так.
— Я не хочу притворяться, что этого не может случиться. У тебя тоже не должно быть иллюзий на сей счет. Где иллюзии, там слабость, значит, туда и ударит враг.
— Я знаю. Но, Джеймс, нельзя и слишком много думать о смерти. Кто зовет бурю, тот притянет ее.
— Но ты же боишься. — Он читал страх в ее глазах, видел выступающие на них слезы.
— Конечно, боюсь. И, наверное, всегда буду бояться. Но я должна верить, что ты надежно защищен. Эту Программу защиты свидетелей выдумали не трусливые девчонки, она работает… Лили Мэй… я так зло когда-то шутила над ней… она сказала, что нет ничего хуже, чем жить в разлуке с любимым. Я слабее Лили Мэй, и я… я просто не вынесу этой разлуки. Я хочу, слышишь, я хочу, чтобы ты всегда был со мной, и неважно, что случится.
Джеймс шагнул к ней, и они упали друг к другу в объятия. Из глаз ее хлынули слезы — слезы счастья. Эмили шептала:
— Все позади, Джеймс, все позади. Я знаю это. Верь мне, как я тебе верю. Люби меня, люби, мой родной… Ведь ты все еще любишь меня, Джеймс?
— Ты знаешь, что да.
— Так покажи мне.
Других слов было не нужно. Он взял ее за руку и повел за собой в свой фургон. Но не в спальню. Он привел ее в ванную и сам раздел ее, нежно целуя постепенно открывающееся тело любимой. Потом разделся сам, а она смотрела на него. Она молча изучала его взглядом — его высокую, мощную фигуру, широкие и крепкие плечи, плоский и мускулистый живот, пальцы, расстегивающие «молнию» на джинсах. Она видела, что он охвачен желанием так же сильно, как и она сама.
Раздевшись, они залезли в ванну и включили душ. Они еще никогда не принимали душ вместе, никогда не ласкали друг друга под теплыми струями воды. Но плескаться в мыльной пене у них не было времени.
Джеймс сразу же опустился на колени.
Он ненасытно ласкал ее языком, посылая в ее тело волны жаркого, ослепительного восторга. Эмили чувствовала: это нечто большее, чем прелюдия, — Джеймс по-настоящему овладевал ею и овладевал не как возлюбленный, а как хозяин ее тела… как муж.
Словно корабль в бурном море, она раскачивалась вверх и вниз в такт его прикосновениям, подставив лицо под струю воды. Его язык глубоко проникал в ее плоть, дразня ее, двигаясь резкими толчками в сладостном, обжигающем ритме.
Сдавленный стон сорвался с ее губ, и вот уже наслаждение взорвалось в ее теле, затем постепенно оставило его, полностью обессилив.
И снова Джеймс, уже встав с колен, целовал ее, нетерпеливо прижимая к стене. Он натягивал презерватив, оставленный на краю ванны.
Все его тело в брызгах воды было воплощением любовной страсти. И возбужденный член блестел, твердый, как камень, и жаждущий прикосновения к ее плоти. Эмили всего на секунду взялась за него обеими руками. Всего секунда головокружительного пожатия, и вот Джеймс снова прижал ее к себе.