Он крепко сжал ее в объятиях.
— Не уезжай, Лесли! Останься со мной. Пожалуйста, любовь моя.
— Грегори, — она побледнела, губы ее дрожали. — Я вернусь, как только смогу. Я тоже не хочу расставаться с тобой, но я же не могу бросить работу, не могу изменить данному мною слову.
Грегори потрепал ее по щеке. Он вздохнул, но спорить не стал. Вместо этого он сказал:
— Надо, значит, надо. Я люблю тебя и буду любить еще больше, когда ты вернешься ко мне. Только обещай, что ты вернешься.
— Я вернусь, — сказала она и повторила: — Я вернусь.
Он поднял ее на руки и понес к дивану. Быстро скинув одежду, он лег с ней рядом.
— Мы кое-что забыли.
— Что? — вздохнула она.
— Прогулку в парке, — сказал он и нежно поцеловал ее.
Она ответила почти беззвучно, так, что о ее словах можно было догадаться лишь по движению губ:
— Так почему бы нам не совершить ее сейчас?
В ответ Грегори издал слабый стон. Лесли вновь ощутила теплоту его тела, его жаркое дыхание, биение его сердца. Она почувствовала, как его сильные руки касаются ее тела, как его губы покрывают горячими, влажными поцелуями ее лицо, шею, плечи, грудь… И вдруг исчезло все: Новый год, Африка, список Лорен, — все растворилось. Не существовало больше ни времени, ни пространства — лишь два тела, слившиеся воедино.
Красивая молодая шатенка сидела в самолете, и по ее печальным серо-голубым глазам легко было догадаться, что она чем-то расстроена. Время от времени она невольно вздрагивала. Глядя в ночное небо на бледные звезды, ставшие вдруг близкими, она вспоминала прошедший день. 27 февраля. Весь день она со слезами прощалась со своими коллегами, с теми, с кем так долго работала бок о бок. Она знала, что этот отрезок ее жизненного пути пройден, и судьбою ей уготовано нечто новое. Но жизнь вечно обманывала ее ожидания — это было единственное, в чем она не сомневалась. Она замкнулась в себе, боясь заснуть и не осмеливаясь заглянуть в будущее. Она очень торопилась попасть домой и поэтому полетела на самолете. Итак, после трех лет она снова в воздухе.
В 6.30 самолет приземлился в аэропорту Денвер. Было солнечное морозное утро, и снег лежал везде, кроме взлетно-посадочной полосы. На такси она направилась прямо в университет. На минуту она заскочила в здание администрации, чтобы узнать, где проводит занятия Грегори Уилсон.
Сразу же после звонка толпа студентов растворилась, и Лесли обнаружила, что она в одиночестве стоит в коридоре на третьем этаже. Быстро отыскав нужную дверь, она заглянула через стекло внутрь аудитории. Грегори что-то писал на доске.
Лесли проскользнула в аудиторию и, усевшись на свободное место, продолжала наблюдать, как он дописывает "Платон — Сократ".
Грегори повернулся лицом к студентам и с так хорошо знакомой ей улыбкой проговорил:
— Если у всех присутствующих есть при себе конспекты, то я предлагаю начать. Слушайте внимательно и вникайте, потому что в пятницу вы должны сдать работу по этой теме.
Студенты же с любопытством оглядывались на Лесли. Грегори не спеша продолжал:
— Некоторые полагают, что Сократ был просто плодом воображения Платона, что Платон выдумал его, чтобы выразить идеи, которые не пользовались в то время популярностью, что Сократ не существовал в действительности.
Он окинул взглядом задние ряды.
— Если кто-то способен выдумать человека, имеющего собственные взгляды на жизнь, и если он сможет оживить его… — взгляд Грегори остановился на Лесли и замер. Через мгновение Грегори уже пробирался между рядами.
Лесли смотрела на него широко открытыми глазами, выдававшими ее волнение.
— Лесли, — неуверенно спросил он, — это ты?
Она не смогла сдержать улыбку.
— Да.
На них было устремлено тридцать пять пар глаз. В аудитории воцарилась мертвая тишина.
Грегори уже собирался что-то сказать ей, как вдруг, вспомнив о студентах, объявил:
— Все могут быть свободны. Отдыхайте.
Когда студенты высыпали из аудитории, он привлек Лесли к себе.
— Дорогая, значит, твоя работа закончена?
— Да, — прошептала она, уткнувшись в лацкан его пиджака.
Он счастливо засмеялся:
— Чудесно! Я никогда не думал, что июль может наступить в феврале.
Он крепко поцеловал ее. А когда наконец отпустил, она слегка отстранилась от него и, сильно побледнев, посмотрела ему в глаза.
— Грегори, — медленно начала она.
Он в ужасе смотрел на нее.
— Не говори ничего, — он поднял вверх обе руки. — Что бы ты ни собиралась сказать, не говори ничего. Я не хочу ничего слышать.
— Но, Грегори, — произнесла она умоляющим тоном, — ты должен выслушать меня, — она шагнула к нему.