Выбрать главу

- Ты, говорят, искал меня?

- Да, трое из каннобайнских копьеносцев хотят вступить в твой отряд. Они, по крайней мере, умеют владеть мечом, - пояснил Каллин.

- Проверь их, и если ты решишь, что они подходят, я их обязательно возьму. В принципе, ты можешь делать это самостоятельно. Я абсолютно доверяю тебе.

- Благодарю.

Они просто посмотрели друг на друга, но это мгновение показалось обоим мучительно долгим. Каллин никогда не анализировал своих чувств и не проявлял их открыто, поэтому он чувствовал себя не в своей тарелке. Почему он одновременно и восхищался Родри и ненавидел его? Ясно, что из-за Джилл, но не только же из-за нее. Он просто не мог этого понять. Его пугало их отчуждение, которое становилось с каждым днем очевиднее, потому что Родри становился все более беспокойным.

- Каллин, - сказал Родри. - Ты знаешь, я уважаю тебя.

- Да, господин, и я ценю это.

- Тогда скажи мне откровенно, я сделал что-нибудь, что огорчает тебя?

Что-нибудь? Каллин почувствовал присутствие Джилл так осязаемо, как будто она появилась только что в дверном проеме.

- Ну, не бойся, - продолжал Родри, - ты, так же как остальные, невысокого мнения обо мне?

- Нет, господин. Если бы это было так, я бы не поступил к вам на службу.

- Ну и хорошо, - Родри снова повернулся к нему слегка улыбнувшись. Послушай, помнишь, я просил тебя сыграть со мной в карноик?

- Да, помню, но, по правде сказать, я не думал тогда что мы останемся в живых.

- Но мы выжили. Сегодня после ужина я приду с доской - и мы сыграем.

После того как Родри ушел, Каллин долго еще стоял посреди сарая с деревянным мечом в руке. За свою длинную бродячую жизнь он видел много дворцов, но никогда он не встречал такого лорда, как Родри, - таким, по его мнению, должен быта каждый лорд. Если бы только не Джилл.

Если бы... Он громко выругался и вышел на тренировочную площадку, отбросив тягостные мысли.

Каллин тренировался с большой нагрузкой. Скоро он понял, что надо остановиться, потому что у него закружилась голова. Он медленно пошел, контролируя каждый шаг. Он добрался до своей комнаты и повалился на кровать прямо в обуви, не снимая одежды и перевязи с мечом. Когда он проснулся, возле кровати стояла Джилл. Косые лучи солнца, проникающие через окно, говорили о том, что приближался закат.

- Что ты здесь делаешь? - рассердился Каллин. - Ты не должна даже близко подходить к казарме.

- Знаю, я и сама ненавижу эти бараки. Отец, я соскучилась по тебе. У нас не было случая поговорить в эти дни.

Каллин почесал подбородок. Джилл села рядом с ним. В своем новом платье она так походила на свою мать, что он чуть не заплакал.

- Ну, моя милая, я тоже очень скучаю по тебе. Ты теперь такая красивая леди.

- Проклятье! Ловиан может осыпать меня почестями, ели ей хочется, но все равно я всегда буду дочерью серебряного кинжала.

Она произнесла это с такой горечью, что даже Каллин уловил это.

- Ты права, Родри никогда не женится на тебе, - сказал он. - Ты должна помнить об этом, когда хихикаешь и заигрываешь с ним.

Джилл побледнела и замолчала, сжав руками край одеяла.

- Я видел, как вы смотрели друг на друга: словно пара охотничьих собак - на кусок мяса, - продолжал Каллин. - Держись подальше от него. Он честный человек, но мужчины частенько из-за красивой женщины забывают о своей чести.

Джилл кивнула, ее губы скривились, обнаружив искреннее страдание. Каллин почувствовал, что разрывается на части. Он искренне сочувствовал ей, не зная точно, что творится у нее на душе, но в то же самое время ему хотелось ударить ее просто за то, что она могла полюбить другого мужчину.

- Иди и подумай об этом. - Каллин встал. - Ты теперь не какой-то там казарменный ребенок, и нечего тебе здесь околачиваться.

Каллин вышел, и Джилл пришлось последовать за ним. Этим вечером он все вспоминал ее слова о том, что она соскучилась по нему. Что он будет чувствовать, когда Джилл выйдет замуж и уйдет жить к своему мужу? Он, наверное, не сможет видеться с ней - разве только раз-два в году. Можно оставить службу у Родри и вернуться к странствиям... Но, сидя на капитанском месте во время обеда, он понял, что никогда не оставит своей новой должности. В первый раз за всю свою несчастную жизнь ему было что терять.

Позже, после того, как отряд вернулся в казармы, а знатные лорды поднялись в свои комнаты, Родри принес в зал доску для карноика. Такой красоты Каллин давно не видывал. Игральные фигуры были сделаны из ровных гладко отполированных камней - белых и черных. Тонкая доска из черного дерева была инкрустирована перламутром с обозначением стартовых позиций и ходов. Рисунок состоял из шестнадцати переплетенных треугольников, так что даже при свете огня можно было легко различить его.

- Готов держать пари, что ты обыграешь меня, - сказал Родри.

Каллин выиграл первые три партии, снимая с доски фигуры Родри сразу же после того, как молодой лорд ставил их на доску. Ругаясь про себя, Родри начал обдумывать каждый свой ход, оказывая Каллину сопротивление, но проиграл еще три партии. Между тем уже только один сонный слуга оставался в зале. Снова наполнили кружки.

Наконец, после еще четырех партий, Родри добился маленькой победы сыграл вничью.

- Не хочу больше испытывать судьбу этой ночью, - завершил поединок Родри.

- Это не судьба. Ты просто кое-чему научился.

Каллин чувствовал простое удовлетворение от этого вечера. Они сидели здесь, два человека, спасшихся от смерти, - в безопасности, в доме у огня, и получали удовольствие от пива и общества друг друга. Родри сложил фишки в лакированную коробку. Каллин встал и добавил еще пива.

Они пили молча и медленно. Огонь начал гаснуть, и тени наполнили зал. Каллин вдруг понял, что был сегодня счастлив, а это слово никогда раньше даже не приходило ему в голову. Или, вернее, был бы счастлив, если бы не Джилл, которую он очень сильно любил и которой тоже желал счастья.

Может быть, виновато было пиво, а может - позднее время было тому причиной, но он вдруг подумал о ясном и простом пути, который позволит разобраться во всей этой путанице... если только он сможет сделать это.

Совершенно случайно Родри предложил ему тему разговора, которая его волновала, - шанс, не использовать который было просто немыслимо.