— Ты думал о своей нареченной? — спросил Регор.
— Да. Я сделаю все, как ты сказал.
— Ты должен сделать это, потому что понимаешь причины, а не просто исполняешь мои команды, словно охотничья собака.
— Конечно. Но ты уверен? Я могу привезти ее с собой?
— Если она захочет. Сначала женись на ней, а потом привози. — Регор обвел взглядом покосившиеся стены хижины. — Это не дворец, но к зиме мы построим для нее дом получше.
— А что если она откажется ехать?
— Если это выбор добровольный, тогда отпусти ее. — Регор сделал нарочитую паузу. — Добровольный, понимаешь?
— Но если у нее… у нас будет ребенок?
— И что с того? — Регор перехватил хмурый взгляд принца и заставил того опустить глаза. — Клятва есть клятва, мальчик, а ты дал ей слово. Будь это обычная женитьба, устроенная родителями, все было бы иначе. Но ты сам выбрал и завоевал ее. Человек, который не умеет держать слово, не годится для двеомера.
— Ну хорошо, тогда я сперва съезжу к Бранвен, а потом попрошу благословения у отца.
— Хорошо. Она заслуживает того, чтобы узнать об этом первой.
Закутавшись в свой красивый шерстяной плащ в красную и белую клетку, Галрион вскочил на чистокровного вороного коня и поскакал по бескрайнему древнему дубовому лесу. Очень скоро он должен будет вернуться сюда нищим изгоем, для того чтобы изучать двеомер — если только сможет освободиться от своей прежней жизни.
Галрион был третьим из четырех сыновей Адорика, верховного короля всего Дэверри. Учитывая, что перед ним было два крепких, вполне годных для трона наследника, и еще один младший — про запас, Галрионом вполне можно было пренебречь, и потому его всячески подталкивали вести праздную, вольную жизнь, в охотах, пирах и забавах, дабы он не вздумал покушаться на корону, предназначенную старшему брату. Так что он не видел причины, которая помешала бы ему покинуть двор, чтобы не жить больше за счет королевской казны. Однако он сомневался, что отец отнесется к этому так же легко, как он сам. Адорик Второй, родоначальник новой, еще не закрепившейся на троне династии, вообще мало к чему относился легко.
И была еще проблема с Бранвен, единственной дочерью лорда, завоевать сердце которой принцу стоило больших трудов. У нее было много других поклонников. А Галрион влюбился в нее без памяти, и дождаться свадьбы было для него нестерпимым мучением. Но теперь она превратилась в источник возможных трудностей. Регор считал, что Галрион не достигнет больших успехов в обучении, если у него будут жена и дети. У семейного человека много различных обязанностей, любил повторять маг; а принц, которого баловали и холили все двадцать два года его жизни, ни о каких обязанностях и слушать не желал.
Он привык получать все, чего пожелает, — а сейчас сильнее всего на свете он жаждал власти двеомера. Она не давала ему покоя.
Это было даже сильнее жажды, — как вожделение, сжигающее изнутри. Прежде ему казалось, что он сохнет по Бранвен, но новая страсть вытеснила прежнюю. Углубиться в секреты магии, изучить и подчинить себе законы движения вселенной, контролировать силы и энергии, которые во власти всего нескольких человек, — по сравнению с этим богатством простая земная любовь казалась дешевкой, как камешки в грязи.
Ехать принцу было недалеко. Его удивляло, что Регор решил поселиться так близко от земель клана Ястреба, к которому принадлежала и Бранвен, — словно нарочно, чтобы Галрион мог наткнуться на него там и познать двеомер. Живи он хоть десятью милями южнее, я был так с ним и не встретился, — думал принц. Воистину, самой судьбой я предназначен двеомеру. Может быть, его любовь к Бранвен была только орудием в руках Рока? Правда, Ре-гора не раз недвусмысленно давал понять, что были и иные причины, почему Галрион должен был влюбиться в Бранвен, но сердце Галриона начинало ныть, как только он вспоминал об этих намеках.
Утро, с его моросящим дождем, понемногу перетекло в туманный серый полдень, когда Галрион выехал из леса на убранное поле и увидел перед собой крепость Ястреба, стоящую на вершине насыпного холма, сооруженного в целях обороны. Земляное укрепление вдоль основания холма было окружено рвом. В верхней части холма возвышался деревянный забор с прочными железными воротами. Внутри стояла невысокая каменная башня, несколько круглых деревянных навесов и хижины для слуг. Галрион ввел своего коня внутрь, грязный двор наполнился слугами: конюх бежал взять у него лошадь, паж — снять поклажу, камергер встретил его и учтиво провел внутрь. Пока пожилой камергер открывал тяжелые засовы, принц с интересом разглядывал входную дверь. Над перемычкой двери был прикреплен череп, высохший, почерневший, с дождевыми потеками. Отец Бранвен, Двен, был одним из последних воинов старой закалки, придерживавшихся обычаев Рассвета. Священники укоряли его, дочь умоляла его убрать эту чудовищную реликвию, но Двен упорно продолжал держать над дверью голову своего кровного врага, сохраняя ее как боевой трофей.
Большой зал был освещен с обеих сторон разожженными каминами. В нем было тепло и дымно. Перед большим камином в резных креслах Двен и Геррант потягивали эль, свора охотничьих собак дремала на грязной соломе у их ног. Геррант поднялся навстречу Галриону, Двен же не двинулся с места. Его отекшее лицо блестело от пота, слезящиеся глаза смотрели из-под опухших век. Трудно было поверить, что в юности он был высоким, светловолосым и широкоплечим стройным воином с гордо откинутой головой, — в точности, как его сын сейчас.
— Добрый день, мой повелитель, — сказал Геррант. — Сестра у себя в комнате. Я сейчас пошлю за ней пажа.
— Очень вам благодарен, — Галрион поклонился Двену: — Рад вас видеть, господин.
— Садитесь, юноша, выпейте немного эля, — Двен засопел, затем сильно закашлялся, едва ли не задыхаясь.
Галрион почувствовал холодную дрожь, поднявшую дыбом волосы на затылке. Двен был болен уже давно, и все привыкли к его болезненному виду, однако что-то подсказывало проницательному Галриону, что старик скоро умрет.
Еще не оправившемуся от первых потрясений Галриону принесли кружку эля. Он поднял ее с дружеским приветствием в адрес Герранта, и тот выдавил в ответ кривую улыбку. Не надо было обладать особой магией, чтобы понять, как он ненавидел Галриона. Но тот понятия не имел почему.
Дверь, ведущая в большой зал, отворилась, и вошла Бранвен в сопровождении служанки. Она была высокой девушкой, стройной и гибкой, в темно-зеленом платье. Длинные светлые волосы были схвачены сзади простой заколкой, как положено незамужней девице. Ее глаза были глубокими и синими, как зимняя река. Люди считали ее самой красивой невестой в Дэверри, повторяя, что девичья красота лучше всякого приданого. Галрион порывисто бросился ей навстречу, движимый любовью, от которой еще недавно готов был отречься, и взял ее за руки.
— Я не думала, что увижу вас так скоро, мой принц, — молвила Бранвен. — Я очень рада.
— И я также.
Галрион усадил ее в кресло и взял у служанки подставку для ног, чтобы Бранвен не пришлось касаться сырого пола, покрытого соломой. Присев на краешек кресла, он нежно улыбнулся ей, на что девушка ответила смехом, веселым и звонким — и будто солнечный луч осветил темную комнату.
— Окажет ли мне его высочество честь поохотиться завтра утром? — спросил Геррант.
— Я не смогу, к сожалению. Мне нужно обсудить с моей госпожой некоторые вопросы.
— Она пока еще не ваша госпожа, — Геррант повернулся на каблуках и в раздражении покинул зал.
Когда за ним с грохотом захлопнулась дверь, Двен проснулся, посмотрел вокруг, а затем снова закрыл глаза.