— Что меня больше всего взбесило, — сказал Родри, — это то, что я даже не видел Корбина на поле боя. Подлец! Трус!
— Это не трусость, — прервал его Прайдир. — Он не хотел стать убийцей брата гвербрета и сына тирины. Это на тот случай, если дело закончится перемирием, — тогда он сможет списать вашу смерть на случайности войны.
— Можно мне сказать, господа? — вмешался Каллин. — По-моему, нам остается одно — убить Корбина до того, как у него появится возможность снова придумать что-нибудь этакое…
— Очень даже правильно, — прорычал Слигин. — Когда вы видите бешеную собаку, вы ведь не бежите за ее хозяином, вы отрубаете ей голову.
Они собрались вместе, чтобы составить план действии. Он заключался в следующем: в предстоящем сражении Родри будет находиться в середине колонны, а Каллин и Слигин — во главе. Самые лучшие бойцы будут ограждать Родри от врага, пока колонна будет продвигаться к полю боя, чтобы найти Корбина.
— Готов поспорить, что он отсидится в тылу, — произнес Эдар. — Я дам своим людям приказ сражаться до последнего, когда мы подойдем к армии Корбина. И больше никаких промедлений. Пора им увидеть, с каким человеком они связались.
Слигин поднялся со зловещим смехом:
— Я скажу это своему капитану, и призываю остальных поступить так же.
Когда лорды разъехались, Родри попросил Каллина остаться и приказал слуге принести меда. Родри молча пил мед и пристально смотрел на огонь.
— Господин командующий! — сказал Каллин. — В этом нет ничего позорного — иметь телохранителя, когда противник старается убить тебя.
— Не это меня беспокоит. — Родри замолчал, снова глотнув меда. — Я думаю о Кенриде. Амир мне сказал, что Кенно приказал ему двигаться вперед, а сам задержался в тылу. Он знал, что так будет.
— Да. Он желал вашей смерти, и он сдержал свое слово.
— Но, прах и пепел! — Родри повернулся к нему, слезы заблестели в его глазах. — Неужели ты не видишь, что это ужасно? Раньше я никогда не ездил во главе отряда. Я всегда был лордом Родри, и никем больше, пока мой отец вел войска. Я всегда участвовал в сражениях наравне с другими воинами, и ни разу никого не убили из-за меня. Хотя меня самого могли убить в любой момент и кто угодно.
— Впервые встречаю знатного лорда, которого волновали бы подобные вещи.
— Да будь они все прокляты! Проклятье, почему мой дядя должен был погибнуть? Мне не нужно его наследство.
— Думаю, вашему дяде уже нет до этого никакого дела.
— Да, конечно! — Родри уныло уставился в кружку. — Но будь я проклят, дважды проклят, если позволю Райсу получить то, чего он так добивается!
— Не мое дело спрашивать вас об этом, но ваш брат — плохой человек?
— Я бы так не сказал, если речь идет о чем-нибудь другом — не обо мне. Он щедрый и храбрый, каким и должен быть знатный лорд. Только пока дело не касается меня. Прах и пепел, если бы я знал, за что он так ненавидит меня!
Каллин уловил так много гнева и боли в его голосе…
— Господин, — произнес Каллин, — мой старший брат обращался со мной точно так же. Он лупил меня всякий раз, когда я этого не заслуживал. Мама всегда заступалась за меня, а от этого он относился ко мне еще хуже.
— Вот оно что! — Родри посмотрел на него, смущенно ухмыльнувшись. — Ну конечно, у тебя был клан, верно? А я-то думал, что ты всегда скитался по королевству, как вольный ветер.
— Совсем нет, — Каллин отпил большой глоток меда. — Мой отец строил корабли в Керморе. Но он был еще и порядочным пьяницей. Мне доставалось от него даже больше, чем от брата. И когда он наконец довел себя до смерти, жрецы из храма Солнца нашли моей матери место на кухне в доме гвербрета. Мне было очень хорошо, когда я жил в крепости.
— И там ты научился драться?
— Да. Капитан отряда сочувствовал мальчишкам из кухни, которые играли палками, словно мечами, — разоткровенничался Каллин под воздействием выпитого меда. — Он был хорошим человеком, и я намеревался оправдать его надежды.
Родри слушал с необычайной серьезностью. Каллин поставил пустую кружку и встал.
— Уже поздно, командующий. Если дело дошло до того, что я так разболтался, пора идти укладываться спать.
Родри не успел даже окликнуть его — так быстро тот ушел.
Для дэверрийца лорд Новек был высоким человеком — около шести с половиной футов ростом, — крепко сбитый и плечистый. Он стоял, скрестив руки на груди, и сердито смотрел на то, как Корбин со своими единомышленниками разрабатывали план действий. Лослейн внимательно наблюдал за ним. Наконец Новек шагнул вперед и прорычал:
— Не нравится мне все это. Я не могу перенести такого позора. Хватит этих военных хитростей!
Все повернули в его сторону головы и посмотрели виновато.
— Вы сражаетесь как мужчины, — продолжал Новек, — или деретесь, как вонючая чернь?
— Довольно. — Вперед вышел лорд Кенис, толстяк с седыми пышными усами. — Что позорнее: использовать мозги, которыми наделили нас боги, или убивать знатных людей, к которым мы не испытываем никакой вражды?
— Это правда, — поддержал его Корбин, — все наши претензии только к Родри. Ни с кем больше мы не воюем.
— Бред! — фыркнул Новек. — Вы просто боитесь, что гвербрет вмешается, — вот и все. Я говорю вам, что мне это не нравится: мы ведь не свора бродячих собак с городской помойки.
Молодежь заволновалась, задетая словами Новека, а Корбин и Кенис с недоумением посмотрели на него. Лослейн решил, что пришло время взять ситуацию под свой контроль. Он направил поток энергии на ауру Новека. Лорд Новек пошатнулся, и его глаза остекленели.
— Мой господин, — произнес Лослейн успокаивающим тоном. — Если мы затянем войну, то можем по ошибке убить Слигина или Прайдира.
— Все верно, — медленно процедил Новек; от его злости не осталось и следа. — Я согласен с тобой, советник. Это хороший план.
— Нет возражений? — быстро спросил Корбин. — Ну и прекрасно, тогда идите отдавайте приказы своим капитанам.
Как только военный совет закончился, Лослейн скрылся. Он не мог даже думать о том, что ему придется сидеть и пить вместе с лордом Корбином. Когда люди встречали его в лагере, то отворачивались от него и скрещивали пальцы, отводя от себя колдовство. «Паршивые собаки, — думал он, пробираясь мимо постов, — они боятся меня. Что ж, может, это и к лучшему — пусть дрожат от страха перед Лослейном Могущественным — владыкой сил Воздуха!»
На окраине лагеря он остановился, раздумывая. Он хотел ненадолго покинуть лагерь, но боялся встретить Адерина. Наконец он решил вернуться в палатку. Он отослал слугу и, не раздеваясь, улегся на одеяла.
До него доносились голоса, люди бродили по лагерю, разговаривали между собой, смеялись; слышался лязг металла. Несмотря на то, что сознание Лослейна было натренировано, и он мог заставить себя не впасть в отчаяние, гнев начал душить его. Он лежал в оцепенении, стараясь подавить свои чувства и уснуть, но это ему никак не удавалось. Лослейн не хотел вызывать темноту. Он вдруг стал страшиться ее, он боялся ее голоса, который парализовал мозг, действуя помимо его воли.
Наконец это состояние все же пришло к нему. Он мысленно увидел сначала крошечную черную точку, затем она начала расти. Он пытался бороться, желая наполнить свой мозг светом, стараясь прогнать темноту ритуальным жестом или проклятием. Но точка безжалостно продолжала пухнуть, вздымаясь волной, и так продолжалось до тех пор, пока ему не стало казаться, что он стоит в сплошной темноте. И голос ее звучал мягко и участливо:
«Почему ты боишься меня? Ты — повелитель двеомера, Лослейн Могущественный. Все, что я хочу, — это помочь тебе, быть твоим другом и союзником. Я пришел посочувствовать тебе: такой великолепный план сорвался! Ты почти поймал Родри сегодня».
«Кто ты?»
«Друг и больше никто. У меня есть сообщение для тебя. Этот серебряный кинжал — ключевая фигура. Ты должен убить его, прежде чем убьешь Родри. Я подумал и сделал окончательный вывод, мой друг. Я увидел, что силы Судьбы поработали тут».
«Значит, так тому и быть. Но кто ты?»