Вано тоже решил раздеться. Но едва сделал шаг к скамейке, как коза вдруг приняла боевую стойку.
— Ишь ты, драчунья. — Вано протянул к козе руку, чтобы погладить ее, успокоить. Но коза сделала выпад рогами. Вано невольно отдернул руку.
— Вот я тебе пободаю! — незлобиво прикрикнул на козу старик и стал натягивать портки. Прошлепал босыми ногами по полу к козе, почесал ей за ухом. — Ложись, дурочка, ложись. Никто твоих сорванцов не тронет.
К удивлению Вано, коза послушалась старика, легла и стала лизать козлят.
— Вот ведь какая она, жизня: и люди, и скотина вместе, — пожаловался старик. — Сарай совсем в негодность пришел, и ремонтировать нечем. Холодина. Вот и пришлось их в хату забрать.
Старший прапорщик между тем вымыл руки, повеселевший, взбодренный вниманием симпатичной женщины, начал «обрабатывать» старика:
— У каждого, дедусь, свои беды. Мы вот тоже, как говорится, пошли по шерсть, а вернемся стрижеными — заплутали. Командир за это по головке не погладит. Да что теперь поделаешь. Продрогли, не заболеть бы. Может, найдется у вас граммов по сто пятьдесят для сугреву? Мы хорошо заплатим и вас угостим, — достал из кармана несколько сторублевок.
Дед стрельнул наметанным глазом по деньгам, кивнул на невестку:
— Разве что у нее где… Наталь, надо уважить командира.
— Уважим, как не уважить, — расплылась в улыбке Наталья. Подала старшему прапорщику полотенце и, взяв спички, вышла в сенцы. Вернулась с трехлитровой бутылью мутноватой жидкости. Старший прапорщик сунул ей в руку деньги:
— И если можно, что-нибудь закусить.
— А ну, Маш, слезай с печки, начисть картошки! — скомандовала Наталья.
На пол спустилась девочка лет четырнадцати, симпатичная, в простеньком платьице, плотно обтягивающем грудь. Зыркнула на Вано черными, как антрацит, глазами и смущенно потупила их. Очень понравилась она молодому ракетчику…
У хозяев нашлись квашеная капуста и соленые огурчики. Через час вся компания, за исключением Маши, сидела за столом и старший прапорщик, как заправский тамада, наполнял рюмки и произносил тосты. Самогонка была вонючая и горькая (похоже, для крепости в нее добавляли табаку), и Вано с трудом цедил ее сквозь зубы, а старший прапорщик пил, словно воду, не морщась, не торопясь закусить. Старик и молодица не отставали от него. Лица их раскраснелись, глазки пьяно поблескивали.
Маша выполняла обязанности официантки, и старик время от времени сердито на нее покрикивал. Невестка тоже не жаловала девочку вниманием, и Вано понял, что она здесь не пользуется любовью. Когда все достаточно захмелели, он набрался смелости:
— Пусть и Маша с нами посидит. Хватит ей, как прислуге, суетиться. — Даже налил ей рюмку. — Выпей, красавица, закуси и отдохни. Укрась наш стол.
Сослуживцы горячо его поддержали:
— Правильно! Иди к нам. За столом у нас никто не лишний.
Старик и Наталья не возразили. Маша осмелела, пригубила рюмку и закусила.
Вано с вожделением поглядывал на нее, не переставая наблюдать и за остальными. Наталья частенько бросала призывные взгляды то на старшего прапорщика, то на механика-водителя (игнорируя почему-то Вано, видно, молод для нее); поддразнивая их: ну, кто из вас смелее?
Старший прапорщик стал рассказывать, как воевал с чеченскими боевиками, беззастенчиво врал, дед слушал с открытым ртом, изредка задавая один и тот же вопрос: «Когда же там кончится?» Наталья слушала в пол-уха, выражая нетерпение. И едва старик зевнул, скомандовала:
— Спать, батяня. Спать. И товарищам командирам надо отдохнуть. Они умаялись в дороге, и еще предстоит поколесить по сугробам.
Дед, пошатываясь, встал, окинул комнату взглядом: где же ты нас всех разместишь?
— Ты на печке поспишь, — распорядилась Наталья. — Товарищи командиры — за перегородкой, на моей кровати; надеюсь, все трое поместятся, они не толстые. А я в закутке, на твоей. Машка — на лежанке.
Дед одобрительно кивнул и заковылял к печке. Старший прапорщик помог ему забраться на теплые кирпичи, прикрытые видавшей виды дерюжкой.
Второй прапорщик, едва только старший оставил Наталью, петухом закружил вокруг нее, помогая ей и Маше убирать со стола.
Старший прапорщик не собирался уступать товарищу и нанес ему коварный удар: