— Так оборотень же! В волка оборотился! Дрозда порвал, Говоруху куснул! Сам я еле вырвался, прямо возле носа зубищи лязгнули! Зверь, говорю же, зверь!
— Сейчас я сам тебе лязгну! — Аскольд в гневе схватил его за шиворот. — Я тебе покажу зверя! Из шкуры вытряхну!
— Что я сделаю! Смилуйся, княже! — вопил Вечерко, болтаясь в его руках. — Смилуйся! И так чуть жив ушел!
— Где Живень? — Аскольд бросил его, и Вечерко рухнул на земляной пол, будто его не держали ноги.
Живень, старший дозорного десятка, появился чуть позже. Вид у него был не лучше — рубаха порвана, рука наспех замотана окровавленной тряпкой. Причем на руке, когда тряпку размотали, обнаружились следы настоящих волчьих зубов, хорошо знакомые каждому ловцу. Еще повезло, что зверь куснул его походя и лишь слегка порвал мышцы, а ведь мог бы мужик и без руки остаться.
Как он рассказал — и его рассказ подтверждали другие кмети и домочадцы старой воеводши с ней самой во главе, — после полуночи все они были разбужены громким волчьим воем. Причем раздался он совсем рядом, буквально тут же, в доме! Вой звучал снова и снова — яростный и грозный. Торопливо зажигая огни, сталкиваясь друг с другом, домочадцы не знали, что им делать: то ли искать, где и кто воет, то ли бежать. Говоруха первым бросился в бывшую Белотурову избу, где лежал Мстиславич, — вой доносился оттуда. Но едва он толкнул дверь в сени, как на него набросился настоящий волк. Метил вцепиться в горло, но кметь успел прикрыться рукой, и зубы впились в руку. От толчка кметь упал, а волк, немедленно его оставив, метнулся в темноту. Еще двое пытались его задержать, но впотьмах, при неверном свете луны, ни один выпад не достиг цели, а зверь бросился к воротам и исчез. Как и почему ворота оказались открыты, никто не знал, поскольку кмети запирали их изнутри и несли службу во дворе. Отнесли на счет того же колдовства. Если человек может обернуться волком, что ему мешает колдовством открыть ворота? Побуждаемые смелым и бывалым Живенем, кмети и поднятые по тревоге соседи пытались преследовать волка между дворов, но где там! Он будто растворился во тьме, что, впрочем, сделать было нетрудно. Дворы и дворики на вершине Щекавицы стояли как попало, перемежались пустырями, а в зарослях кустов на крутых склонах, изрезанных оврагами, и днем не вдруг кого найдешь. Короче, волк исчез, будто провалился. В Белотуровой избе, на лежанке раненого деревлянина, нашлись брошенные повязки, а также одежда — рубаха и порты. И никого, само собой.
Поднялась чуть ли не вся Щекавица. Неведомыми путями по спящим мазаным избам разлетелись слухи о нашествии целой стаи оборотней. Тревожные ожидания войны с деревлянами, подкрепленные рассказами о том, что все они оборотни, сделали свое дело. Стоял крик, везде носились белыми тенями перепуганные люди в одних сорочках, мелькали факелы, отражаясь в лезвиях топоров и рогатин, приготовленных мужиками для встречи злыдней. Говорили, что из деревлянских лесов примчалась на волчьих лапах целая дружина, чтобы освободить княжича Борислава. Люди метались в поисках ужасного врага, и слава чурам, что не порубили в суматохе друг друга. Заливались лаем псы, тревожно мычала скотина в хлевах. И полная луна озаряла этот переполох, увеличивая всеобщее смятение.
Успокоились только к утру, когда убедились, что никакие оборотни из тьмы не нападают, а единственный волк, которого на самом деле видели, исчез в неизвестном направлении. Но Аскольд не успокоился и дружине своей покоя тоже не дал. Поначалу дрогнув при вести о волках-оборотнях, он быстро понял главное: его знатный и ценный пленник исчез! И это было самым важным. Человеком или волком, тот не мог уйти далеко, и Аскольд приказал искать. Пообещал гривну серебра тому, кто доставит беглеца живым или мертвым. Связываться с оборотнями охотников нашлось не много, но дружине деваться было некуда. Едва рассвело, как лодьи двинулись вверх по Днепру в сторону устья Тетерева, а посланные верхом и пешком рассыпались по дорогам. Сам Аскольд возглавил погоню по воде, а воевода Хорт — по суше. И Дивляна с Ведицей весь день не находили себе места, хоть и знали, что на Днепре и на дорогах беглеца едва ли поймают, — не напрасно же Борислав хвалился, что семь лет провел в чаще, обучаясь тайным премудростям воинов-волков. Впрочем, спокойных в Киеве было в этот день мало и никто не удивлялся их волнению.
Вернулись князь и воевода уже в темноте, почти ночью, — конечно, с пустыми руками, хотя и застрелили трех волков, шумом согнанных с дневной лежки. Но то были обычные волки, и под их шкурами человеческих тел не обнаружилось, — а ведь известно, что если с оборотня снять шкуру, то под ней окажется человек. Дивляна едва посмела задать мужу вопрос: ну как? — но он так глянул на нее, что она в испуге отпрянула. До утра она не спала от беспокойства, почти жалея, что во все это ввязалась. Если бы Аскольд точно знал, что она причастна к бегству пленника, он бы уже сказал ей об этом. И вряд ли бы все ограничилось одной руганью — она ведь знала, как важно для Аскольда иметь заложника из рода деревлянских князей. Он молчал, а значит, ничего не знал. Но догадывался. И в этом она убедилась довольно скоро.