– Вы хотите сказать, что в послевоенной России царило бескультурье? – Карл в силу воспитания всегда довольно болезненно относился к моментам, связанным с историей родины.
– Что вы, и в мыслях не было. Но мое положение не позволило бы мне дотянуться до звезд, если вы понимаете, о чем я. А в эмиграции все гораздо проще – тут тебе и Бунин, и Кандинский, правда, намного позже. Там я познакомилась с Пикассо и его женой Ольгой. Прекрасная была пара, скажу я вам. Очень красивая. Он даже рисовал меня, но я не знаю, сохранился ли этот рисунок. Однако вы не должны воспринимать меня как часть той богемной жизни – я была далека от нее. Скорее, мне выпала роль стороннего наблюдателя. Не могу сказать, что меня это расстраивает, но иногда, когда я думаю о том периоде своей жизни, то жалею об упущенных возможностях. Впрочем, тогда я воспринимала все как само собой разумеющееся. Это сейчас они стали легендами, а в первой половине двадцатого века все эти персонажи были обычными живыми людьми, которые могли напиться в кабаке и затеять драку, чтобы уже через полчаса снова обниматься и клясться друг другу в вечной любви. Да, это было странное время.
– Извините, я никак не могу сдержаться… – Дубинин отложил в сторону карандаш и вопросительно взглянул на женщину, мечтательно глядящую в окно. – Мне для материла понадобятся хоть какие-то иллюстрации. У вас, случайно, не сохранились фотографии того времени?
– Как же, как же… Секундочку.
Мария Степановна засуетилась и, попросив журналиста подождать, вышла в соседнюю комнату, в которой Карл еще не был. Спустя пару минут она вернулась и положила перед оторопевшим Дубининым, который не ожидал, что его просьба будет выполнена, толстый фотоальбом. Было видно, что он очень старый, – молодой человек обратил внимание на обложку с гербом Российской империи и тихо выпал в осадок.
– Да, этот альбом мне достался еще от родителей. Видите, ему почти столько же лет, сколько и мне – когда-то он был красивого изумрудного цвета. Ну да ладно, посмотрим, что тут у нас. Я уже и забыла, когда в последний раз открывала его.
Карлу вдруг пришло в голову, что черно-белые изображения мало чем отличаются от динозавров – их так же откапывают, чтобы затем, нацепив на нос очки, стараться что-то на них рассмотреть. Конечно, случаются и приятные исключения. Вот, например, в камеру улыбается молодая красивая женщина. Наверное, она пользовалась успехом у мужчин. И вполне вероятно, что на такого, как Дубинин, эта сердцеедка не обратила бы никакого внимания. Интересно, какого цвета были ее глаза? Конечно, определить это сейчас было сложно – время обесцветило прежнюю красоту, и теперь глаза Марии Степановны были просто неопределенно мутными, как паста из авокадо, размазанная по тарелке и оставленная на пару суток. Судя по всему, фото постановочное – чернила дорогие, бумага качественная, сохранилась очень хорошо. Лица, лица, лица. Журналист про себя отметил, что тогда умели одеваться и преподносить себя гораздо лучше, чем теперь. Каждого второго можно было бы хоть сию минуту вести на киностудию. Снова какие-то люди. Мама дорогая… Да вы шутите!
– Да, это мы с Олечкой и Павлушей. Она его так называла нежно, пока не появилась девица, из-за которой они расстались, даже неприятно оттого, что мы тезки. Хотя, наверное, это все равно случилось бы рано или поздно. Знаете, в то время и в том обществе мало кто был способен удержаться от соблазнов. Более того, это было даже как-то немодно – хранить верность. Нынешнее поколение вряд ли поймет такую тотальную инфантильность, граничащую с безумием. Как странно смотреть на всех этих людей… Никого ведь из них давно нет в живых. Представляете, каково это: понимать, что все – все! – кого ты знала, перестали дышать несколько десятилетий назад. А я до сих пор все помню так четко, будто это было вчера.
Мария Степановна мечтательно оперлась подбородком о кулак, отчего ее аристократичная внешность отошла на задний план, уступив место обычной пожившей женщине, сожалеющей о навсегда утраченной юности.
– Хм, да, наверное. – Карлу совершенно не хотелось представлять себя на ее месте, и поэтому он с увлечением принялся рассматривать оставшиеся фотографии. Однако больше ничего интересного ему найти не удалось, и он разочарованно отодвинул от себя альбом, не забыв предварительно вынуть из него ценное изображение с Пикассо. – Это на самом деле потрясающе! Можно я возьму с собой это фото? С возвратом, конечно.
– Забирайте, конечно.