— Кто сказал? Где написано? Раньше это было нормой, что изменилось? Ты думаешь, кровь стала другой? Нет, это общество поменяло мнение. А что нам до общества? Лет через сто все изменится опять, и кто знает, не станет ли нормой женить родных братьев и сестер?
— Оставь меня Бо, я должна уйти, я видеть тебя не могу! Я тебе доверяла, а ты….
— А что я? Я тебя не насиловал. Ты хотела меня, ты хочешь меня, твое тело выбирает меня, зачем ты сопротивляешься? Ну, если бы тебе была важна наша кровная связь, если бы этот факт изменил тебя, изменил твое отношение ко мне, ты бы не кончила ночью. Тебе не было бы так хорошо со мной.
— Я спала. — Уперлась девушка.
— Это не важно. — У Богдана было ощущение, будто он бьется головой в бетонную стену. И победить Алькино упрямство у него было столько же шансов, как пробить ее. — Ты хотела меня. И посмотри — разве что-то изменилось? Разве мир перевернулся? Разве преисподняя разверзлась под нашими ногами?
Нет.
Ты просто накручиваешь себя, потому что тебе это непривычно. Непривычно осознавать, что любишь брата, а по сути — ну какой я тебе брат? Мы что, выросли вместе? Ели из одной тарелки? Сидели на одном горшке? Играли в одни игрушки? Вся твоя проблема в твоей голове, Алька. И всегда была только в ней.
— Мне нужно домой.
— Нет! — Бо устал уговаривать девушку, она не желала слушать его слова. Если он сейчас отпустит ее, она не вернется. И все придется начинать сначала. И всегда остается вероятность, что она попытается повторить свой прыжок из окна, вот только его не будет рядом, чтоб ее остановить.
А значит пришло время действий, а не уговоров.
— Иди ко мне. — Богдан обхватил талию девушки и увлек ее на кровать.
— Нет, — она уперлась руками в его плечи, — Бо, прошу, не надо!
— Надо, малышка, ты должна понять, что ничего страшного не произошло и не произойдет, если мы будем вместе. Ты должна это понять. А по-другому ты понимать не хочешь. Я устал тебя убеждать. — Он обхватил ее запястья и прижал руки девушки к матрацу над ее головой, двинул бедрами, раздвигая ее ноги.
— Бо, прошу тебя, пожалуйста, не надо! — Аля снова расплакалась.
— Не бойся, малышка, — он, лаская, провел ладонью по ее щеке, — ты же знаешь, что я тебя никогда не обижу.
— Тогда отпусти меня домой. — Жалобно попросила Алевтина. — Пожалуйста….
Бо вместо ответа поборов сопротивление девушки, накрыл ее рот поцелуем. Аля всхлипнула, но не ответить не смогла.
— Видишь? — Он оторвался от ее губ. — Для тебя это естественно, это нормально. Ты зря накручиваешь себя.
— Пожалуйста, Бо, не надо…. — Пролепетала девушка.
— Ты издеваешься что ли? — Вспылил Богдан, взял ее ладонь и завел вниз живота. — Гляди!
Там, в том месте, к которому он заставил ее прикоснуться, Алька была совершенно готова для него. Кого она хотела обмануть? Себя, возможно?
— Но это не правильно. — Стояла на своем Караля. — Так нельзя. Мы не должны….
— К черту все…. — Он был решительно настроен, проигнорировать ее слова и продолжить, но в этот момент раздался звонок в дверь.
— Черт…. — Богдан отстранился от Али и встал с кровати. — Это Роман Дмитрич, как всегда не вовремя. Никуда не уходи, я сейчас сплавлю его и вернусь.
— Ромка, если дверь закрыта, значит, тебя здесь никто не ждет, — ворчал Богдан, отпирая замок и отодвигая щеколду, — сколько раз говорить?
Он распахнул дверь, но за ней не было его друга. На пороге стоял незнакомый мужчина.
— Богдан Игоревич Вернер?
— Да, — растерянно ответил Бо, гадая, что все это значит, — это я. А в чем дело?
— У нас постановление на ваш арест, вот, — мужчина сунул ему под нос какую-то бумажку и тут же из-за двери появились еще двое. Бо развернули лицом к стене, далее последовали перечисления имен, фамилий и чинов. Но самое интересное услышал Богдан секундой позже.
Обвинение.
Вернее подозрение его в похищении и изнасиловании несовершеннолетней Васильевной Алевтины Аркадиевны.
— Это он? — Бо развернули и прижали спиной к стене, и он увидел перед собой Наталью.
— Куда ты дел мою дочь, подонок? — Процедила она. — Что ты с ней сделал?
— Она здесь, — послышалось из недр квартиры, — все так, как вы предположили.
— Изнасилована? — Коротко спросил мужчина, представившийся старшим следователем.
— Нужна экспертиза, — ответил его помощник, — но видимо да.
Бо не составило труда оценить картину, что предстала глазам следователя в его спальне — голая, зареванная Алечка…. Твою мать….
— А еще сегодня мы слышали, как девушка плакала и просила отпустить ее. — Вмешалась бдительная соседка, живущая за стеной спальни, приглашенная в качестве понятой. А ведь он ей, за все время, что здесь жил, слова поперек не сказал, и она так мило всегда улыбалась….
— Слушайте, — попытался он объяснить, — все не так, как вам кажется.
— Разберемся. Уведите его.
Аля за своими рыданиями, не заметила вторжения до тех пор, пока дверь спальни не открылась и она не увидела перед собой незнакомого мужчину. Притянув к груди край одеяла, она испуганно посмотрела на него, но за ним в спальне появился дядя Сережа, друг ее матери, а за ним вошла и мама собственной персоной.
Увидев ее холодный взгляд Алю, охватила паника. Она смотрела на нее, как кролик на удава, и даже слова в свое оправдание из себя выдавить не могла. Такого унижения она не испытывала никогда в жизни.
— Ну вот, Сереж, я же говорила! — Воскликнула мать, показав на нее. — Этот ублюдок изнасиловал ее!
— Нужно официальное заключение. — Растерянно пробормотал мужчина, отводя от нее глаза.
— Оно будет! — Мать словно не замечала, не понимала, что ставит ее в неловкую ситуацию, она на дочь вообще внимания не обращала, словно увидела и поняла все, что нужно. — Ты отвезешь нас к врачу?
— Конечно.
— Тогда подожди в машине. Я помогу дочке собраться.
Когда за Сергеем закрылась дверь в спальню, а следом захлопнулась входная, Аля, дрожа от страха и стыда, наконец, смогла вымолвить жалобно:
— Мама… что ты здесь делаешь?
Вместо ответа та стремительно приблизилась к ней и с размаху отвесила оплеуху с такой силой, что девушка упала на кровать ничком.
— Что я здесь делаю? Ты меня спрашиваешь, что Я здесь делаю? А что здесь делаешь ты, маленькая потаскуха? Трахаешься с двоюродным братом? Я глазам своим не верю, разве ты — моя дочь?
— А может быть нет, мама?! — Алевтина вскочила с кровати и выкрикнула матери в лицо. — Может быть не твоя?
Она не выдержала и расплакалась навзрыд.
— Вот только не это. — Наталья сморщилась и отстранилась от девушки, отошла на шаг назад. — Ты же знаешь, слезами меня не прошибешь, ненавижу, когда мною пытаются манипулировать слезами….
— Это меня ты ненавидишь, мама, — плакала Аля, — за что? За что?! Что я такого сделала, что ты совсем меня не любишь?!
— Прекрати истерику. Виновата, так отвечай.
— В чем виновата, мама? В том, что я его люблю?
— Бред. — Наталья закатила глаза и скрестила руки на груди.
— Я его люблю! Люблю! — Аля рухнула перед матерью на колени, не удержавшись на слабых ногах — истерика ее истощила. — Почему ты не можешь понять меня, мама? Ты никогда меня не понимала. Мне так плохо, я брата своего люблю! Помоги мне, мама! Помоги его забыть. Пожалей меня, хоть раз в жизни пожалей…. Я не такая сильная, как ты….
Аля не видела, как скривилась женщина от ее слов. Но все же выдержав паузу, мать опустилась на колени рядом и обняла ее.
— Ну, все, тише. Успокойся. — Она погладила дочь по голове. А та от этой ласки только еще сильнее расплакалась. — Аля, я помогу тебе, помогу. Только ты должна меня во всем слушаться.
Аля, всхлипывая, покачала головой, соглашаясь.
— Во всем слушаться, Аля. — Наталья прижала голову дочери к своей груди и убеждала ее, менторским тоном. — А то ничего не выйдет. Он тебе не пара, ты это понимаешь. Нельзя его любить, это не правильно. Ты же не хочешь, чтоб на вас или ваших детей показывали пальцами?
Девушка подняла лицо и испуганно помотала головой.