Богдан был в комнате для гостей. Стоял у приоткрытой двери на балкон и курил. На улице мела метель и иногда редкие снежинки залетали в комнату. Он же словно не замечал ни холода, ни ветра.
— Бо, — Аля забрала у него сигарету, выбросила ее в снег и, надавив ладонью на стекло, закрыла дверь, — ничего не хочешь мне сказать?
Она села на кровать, плотнее запахнула плед. Богдан к ней даже не повернулся.
— А что тут скажешь?
— Вообще, я не ждала такой реакции, Бо.
— Потому что я сам виноват? — Резко спросил он, наконец, посмотрев на нее.
— В чем? — Удивилась Аля. — Я просто думала ты любишь меня не только за красивое тело. Я тебе больше не нравлюсь?
— Что? — Смутное понимание мелькнуло в глазах Вернера. — Нет! — Выкрикнул он.
Порывистым жестом схватил Алю за локти, поставил на ноги, встряхнул легонько.
Он хотел закрыть ей рот поцелуем, пока с губ ее не сорвались ужасные предположения. Но не успел.
— Тебя напугал мой шрам?
— Дурочка…. — Он прижался своим лбом к ее лбу. Признался, как в страшном грехе: — Меня напугало то, что я с тобой сделал. Опять я и мой долбанный член испортили жизнь девушке.
Аля протянула руки и оплела шею Богдана. А плед ворохом бесформенной материи упал к ее ногам.
— Ты и твой член, вы делаете меня счастливой. — Смеясь призналась она. — Как ты можешь так говорить? И… — тут же стала серьезной, — ты не виноват. И я не виновата. Никто не виноват в том, что так получилось. Просто… это произошло и все. А еще… — Аля заговорила томно, а рука ее нырнула под резинку его белья, — я соскучилась, милый.
Богдан тут же поймал своим ртом ее губы, а ловкие пальцы уже расстегивали застежку бюстгальтера, срывали с плеч девушки тонкие лямочки. Ладонь привычно легла на полушарие ее груди, сжала нежно.
Аля отвечая на поцелуй, застонала в его губы и положив свою руку на его ладонь, еще теснее прижала ее к своему телу. И сама ближе к Богдану прижалась. Тогда он не стал больше томить ни девушку ни себя — шагнул к кровати и, не прерывая поцелуя, рухнул на нее, увлекая Алю за собой. Нетерпеливо срывая с девушки трусики, Богдан целовал ее скулы, шею, ласкал языком грудь. Спустился поцелуями вдоль шрама и обратно, к губам. Отстранился на вытянутых руках и посмотрел на нее, возбужденную, дрожащую от нетерпения, распаленную ожиданием близости. Прижался членом к ее лону и замер, наблюдая за ней.
— Пожалуйста, — жалобно попросила девушка, — пожалуйста, милый.
Она поерзала и шире развела в стороны бедра.
Богдан не стал больше медлить и… окунулся в нее.
И пропал.
Потерялся в ее объятиях и в собственных ощущениях.
От удовольствия голова кругом пошла, и от реальности остались только звуки где-то на границе сознания. Сладкие звуки, частые, громкие, они сопровождали каждое его движение и кажется целиком зависели от него. Этими звуками оказались стоны Али, что срывались с приоткрытых губ от каждого его толчка в ее тело. И захотелось, чтоб она стонала громче, чаще. Еще громче… еще….
— Боже, Богдан. — Простонала Аля и закрыла глаза. — Боже… боже… бо-оже….
И обмякла вся.
И руки ее, обнимающие его за шею, бессильно упали на постель, а губы тронула усталая, но счастливая улыбка. Аля приоткрыла подернутые пеленой глаза и наблюдала за ним. В них-то он и растворился, придя к финишу вслед за ней. И совершив еще несколько финальных движений, он рухнул на нее и обмяк, расслабившись всем телом.
— Бо! — Придушенно позвала его Аля, а следом постучала кулачком по спине. — Ты меня раздавишь.
— Угу. — Он сполз ниже и потерся носом о ее шею.
Аля глубоко дышала, отчего ее грудь вздымалась и опадала. И он наблюдал за этим движением ее груди перед его глазами. А за окном выла снежная буря, и плясали снежинки в безумном хороводе. Под завывание ветра Богдан погрузился в сон….
Алю выдернуло из сна резкое движение рядом.
Подождав, когда глаза привыкнут к темноте, она увидела рядом Богдана. Парень сидел на постели и часто дышал, прижав ладони к лицу.
— Бо. — Она протянула руку и коснулась его. — Что случилось?
— Ничего. — Резко ответил он. Отнял руки от лица, закинул голову назад и выдохнул. Упал на спину.
— Расскажи мне. — Попросила Аля, устроившись на его груди.
— Мне снятся кошмары. — Равнодушно ответил он. — Я же сказал — я другой теперь. Просыпаюсь по ночам, иногда бываю зол и раздражителен, у меня приступы мигрени…. Травмы головы не проходят бесследно, Аля. Я бы на твоем месте подумал, прежде чем связываться со мной.
— Ты понял, что не любишь меня? — Она, приподнявшись на локте, посмотрела в его глаза.
— Нет.
— Ты стал любить меня меньше?
— Да нет же!
— Ты… любишь меня как брат сестру?
— Господь с тобой — нет!!
— Все остальные твои изменения меня не пугают.
Богдан привлек ее к себе и нежно поцеловал. Аля закинула на него ногу и уселась верхом. Потерлась промежностью о его член, чувствуя, как он наливается силой. Снова приникла к его губам, целовала, заведя руку между их тел и скользя рукой вверх-вниз по стволу. А когда почувствовала, что он готов, сама ввела его в себя.
— Малышка, — севшим голосом позвал он, — что ты делаешь со мной?
— Я люблю тебя. — Она упала на его грудь, прижалась к губам.
Богдан обхватил руками ее талию, оторвался от ее губ и направлял ее движения на нем. А когда она кончила, притянул к себе и шепнул на ушко: «Давай на коленочки, милая»
Аля тут же послушалась. Соскользнув с него и принимая колено-локтевую позу, она с нетерпением ждала, когда он возьмет ее сильно и глубоко. Так, как он всегда любил ее в такой позе. Когда выбьет стоны-крики из ее рта и взорвет ее мир….
После, когда они усталые рухнули на постель, вьюга унялась и вокруг царила тишина. Обняв Богдана и прижавшись щекой к его груди, Аля слышала, как грохочет в груди его сердце. А когда поверх ее рук, скользнули его руки, прижимая ее к себе еще теснее, она была совершенно и бесконечно счастлива. И наконец-то в душе ее царили покой и гармония.
Богдан здесь, рядом, с ней, и это главное. А остальное — суеверия, глупости и чужие мнения, которые ее вообще не беспокоят. Больше нет.
Общество их осудит? Пусть попробует! Сначала каждый, кто решит бросить в них камень, вспомнит о собственных грехах. Церковь их не обвенчает? Да и ладно! Венчание — всего лишь модная церемония. И если Бог есть Любовь, то они с Богданом самые благословленные на свете люди.
Она любит самого лучшего мужчину на свете. И она им любима. Отказаться от этой любви — вот кощунство. Потерять его — вот грех. И больше она подобного преступления против себя, против него, против них обоих не совершит.
Утром Богдан проснулся рано. Но протянув руку, понял, что та половина кровати, где спала Алечка, пуста….
Он подскочил на постели в панике — ему что, все приснилось? Кто его знает, может у него начались галлюцинации? Он обвел комнату глазами — он не у себя. Приподнял одеяло — он голый, определенно ситуация прояснялась. Наклонившись, поднял с пола черные кружевные трусики-шорты. Сжал их в кулаке.
Нет, это был не сон и Аля где-то здесь. Рядом.
Он выбрался из-под одеяла, натянул боксеры и отправился на поиски девушки. Подошел к лестнице и услышал ее голос, доносящийся с кухни — Аля о чем-то щебетала с его матерью. Он спустился на пару ступенек, намереваясь увидеть ее, и понял, что в голосе девушки явно проступает хрипотца.
Интересно, она все-таки заболела после вчерашнего или причина сорванного голоса девушки вовсе не зависит от ее здоровья?
Бо вспомнил прошлую ночь, Алькины вскрики в ответ на его проникающие движения в ней, — «да, Богдан… да… да…да!» Тело на эти воспоминания отреагировало соответственно. Парень чертыхнулся — в таком виде показываться на глаза родителей, явно лишнее. Поэтому он направился в душ. А вернувшись в свою комнату, увидел Алю сидящей на краешке его кровати.
Погода, как это часто бывает после бурана или грозы, изменилась, и сейчас в окно, не закрытое шторами, лились яркие лучи солнца. Они освещали волосы девушки, словно окружали ее сияющим ореолом. И лицо ее сияло счастьем. А на коленях Али стоял поднос, на котором лежали на тарелочке сырники, стояла в вазочке сметана, и дымился ароматный кофе.