Однако чувство чужеродности имеет ряд преимуществ: обостряется инстинкт, предупреждающий об опасности, и ты все время начеку. Документы он везет в старом портфеле, а приказ держит в голове: следует немедленно отказаться от любых вооруженных нападений, включая завтрашнее. Таков приказ Центра, и завтра он передаст его Жозепу Нюаляру. Встреча состоится в открытом кафе возле вокзала Сантс, ровно в одиннадцать утра. Ким выходит из трамвая, останавливается у киоска метрах в тридцати от кафе и видит Нюаляра, который ждет его за столиком в самом углу. Кажется, все в порядке… На открытой террасе кафе много посетителей, между столиками снует светловолосая девушка в белой шапочке и плиссированной юбке. Нюаляр просматривает газету, страницы перелистывает ветер. Кима он не замечает. Ему тридцать пять, он коренаст, волосы ежиком, очки в металлической оправе. Чувства Кима обострены, он ни на мгновение не забывает об опасности, но не это спасает его на сей раз, а мысли о тебе, Сусана.
Где-то рядом тормозит машина, Нюаляр резко поднимает голову, однако ничего особенного не замечает. По террасе между столиками бегают дети, ветер усиливается, начиная досаждать посетителям. Похоже, Нюаляр чувствует, что Ким где-то рядом, он вертит головой и смотрит в сторону киоска, но как раз в этот миг порыв ветра задирает юбку у девушки, которая несет поднос, заставленный выпивкой, и это забавное происшествие полностью поглощает внимание Нюаляра, равно как и других посетителей. Залившись румянцем, молоденькая официантка пытается одернуть юбку, наклоняет поднос, и его содержимое едва не обрушивается на голову Нюаляра. Слышен чей-то смех. Стройные девичьи ноги, эта неожиданная отрада для глаз — Нюаляр оценил их и тоже смеется — не позволяют ему заметить шефа и подать условный знак; твой отец тем временем задерживается у киоска на несколько секунд дольше, рассматривая обложку бульварного романчика под названием «Приключения Сусаны» и думая про себя, что его дочурку он бы очень позабавил, — и это его спасает.
Он хочет купить книжку, но уже нет времени. Черная мантилья, сорванная ветром с головы одной из посетительниц кафе, пролетает над террасой, словно испуганная ворона, и запутывается в ветвях дерева. Скверная примета, дурной знак, который Нюаляр снова не замечает. Ким спрашивает у продавца, сколько стоит книга, и, обернувшись, видит, как обескураженный Нюаляр растерянно встает, и порыв ветра едва не сбивает его с ног: возле него стоят два типа в серых плащах, он хочет нагнуться, чтобы поднять с пола какой-то предмет, кажется, берет, но его тут же хватают-, один проверяет документы, другой надевает наручники. Нюаляр не сопротивляется, и на глазах изумленной публики его тащат к черному автомобилю и толкают внутрь, однако в последний момент он бросает прощальный взгляд на официантку в надежде, что налетевший ветер вновь поднимет ее легкую плиссированную юбку. Нюаляр всегда был таким — самозабвенно влюбленным в жизнь и женщин…
Ким неподвижно стоит возле киоска, пока автомобиль не исчезает за поворотом, после чего уходит. Похоже, полиция не знала, что у Нюаляра была назначена с ним встреча, иначе они бы обязательно дождались его прихода, чтобы взять обоих. Тем не менее совершенно ясно, что это была спланированная операция: в то же самое время на квартире Побленоу схвачены Бетанкур и Кампс, а также наш связной, распространявший листовки, механик из Грасии. Без доноса тут явно не обошлось.
Спустя несколько часов Ким, рискуя попасть в лапы полиции, об этом узнает и решает, что теперь самое лучшее — исчезнуть как можно быстрее. Возвращаться в Орту нельзя, и он назначает Кармен встречу по телефону. Она с сынишкой приезжает на вокзал Франсиа, держа в руке маленький чемодан, и той же ночью они все вместе пересекают границу.
Задание провалено, но обещание, данное Денису, Ким выполнил: Кармен и мальчик прибыли в Тулузу живыми и здоровыми.
Глава четвертая
1
По утрам я превращался в тень капитана Блая. День за днем меня все крепче опутывала паутина нелепостей, сотканная из диких выходок и причуд старого болтуна, и мне порой казалось, будто я барахтаюсь в какой-то вымышленной реальности, в неподвижной серой пустоте, и все эти надуманные страсти не стоят и малой толики тех переживаний, что поджидали меня вечером в особняке. Единственное, о чем я теперь мечтал, — как можно скорее очутиться рядом с Сусаной и Форкатом.
Поначалу я стеснялся клянчить подписи и, когда нам открывали дверь, прятался за спиной капитана, делая вид, будто я тут ни при чем, но потом привык. Я брал с собой маленькую папку с петицией и лист бумаги, куда по просьбе капитана Блая заносил имена и адреса тех, кто подписался или, наоборот, отказался поставить свою подпись. Последних было большинство. Капитан таскал меня по барам и магазинам, рынкам и школам, мы уходили все дальше от проклятой трубы, постепенно охватывая весь район Ла-Салуд и добрую часть Гинардо. Он настойчиво трезвонил во все двери подряд, и разгневанные домохозяйки, заслонив могучими телесами дверной проем, выслушивали текст петиции недоверчиво и неохотно. Знакомые капитана ставили свою подпись, чтобы поскорее от него отделаться, однако такое случалось нечасто. В большинстве квартир, особенно там, где дверь открывали мужчины, нас посылали куда подальше самыми последними словами. Так вы говорите, подписать эту бумажку, чтобы трубу надстроили на несколько метров и устранили утечку газа? Да идите вы к черту со своей трубой, ядовитым газом, отравленным дымом и прочим дерьмом собачьим, — говорили раздраженные жильцы, захлопывая дверь прямо перед нашим носом.
— Слабоумный идиот, вот вы кто, — отвечал капитан из-за двери. Оказавшись на улице, он вздыхал: — Дерьмо подступает к самому горлу, а они и слышать ничего не хотят. Наверняка этот негодяй — прибежник режима…
— Вы хотели сказать: приспешник, капитан.
— Я хотел сказать то, что сказал, сопляк. Бывают приспешники, а бывают просто бздуны и трусы, они-то и есть прибежники. К тому же надышавшиеся газа.
Но капитан не отчаивался. К концу мая, почти через месяц после появления Форката, мы не собрали и дюжины подписей, хотя, по его мнению, мэрия могла вмешаться только в том случае, если их наберется не менее пятисот, и я понимал, что обивать чужие пороги и топтать лестницы мне предстоит как минимум до осени, пока меня не возьмут учеником в мастерскую и я наконец не буду избавлен от неугомонного капитана.
Любопытные домохозяйки с улицы Камелий и Алегре-де-Далт не сомневались — жена, конечно же, рассказывает капитану о том, что происходит в особняке сеньоры Аниты, и при появлении диковинного собирателя подписей беззастенчиво засыпали его вопросами. Правда ли, что человек, которого пригрела эта потаскуха, прибыл вовсе не из Франции, а из бургосской тюрьмы? Почему он никогда не выходит из дому, чем он занимается целыми днями с больной пятнадцатилетней девчонкой и этим мальчуганом? Правда ли, что бесстыжая кассирша шляется по дому голая, или это только слухи?
Капитан не терялся, украшая свои рассказы самыми дикими и немыслимыми подробностями, чем еще больше запутывал клубок сплетен и пересудов. Нет, сеньора Клотильда, у вас неверные сведения, этот человек на самом деле знахарь, недавно прибывший из Китая, он лечит девочку отваром из роз и светляков, древним испытанным средством против палочек Коха, хотя в молодости он и вправду работал официантом на корабле, плавал по всему свету и однажды влюбился в кассиршу, однако Жоаким Франк-и-Касабланкас оказался проворнее и отбил у него возлюбленную, тогда он смирился и, вероятно, забыл красавицу блондинку, но, быть может, угли еще не совсем остыли, кто их знает, этих авантюристов, по крайней мере нашего, с косыми глазами и иссеченным шрамами сердцем… Форкат не просто авантюрист, он авантюрист с большой буквы!