Земля скрылась за тьмой и туманом и казалась теперь столь же таинственной, как еще недавно — небо. Лишь временами внизу мелькали огоньки городов, да тускло поблескивала чешуя бесформенного дракона-океана.
— Вперед, родная, — опьянев, погонял Пиребан крылатую лошадь. Он уже ничего не боялся. — Коснись звезд крыльями!
И лошадь послушно поднималась все выше и выше, быстрее чем любой земной зверь или птица.
Теперь они достигли той части небес, по которой луна прокладывала свой путь на запад. Высоко над головой раскинулся бесконечный ковер звезд, но луна была ближе к земле и к тому же она двигалась в отличие от неподвижных светил. Лик ее был почти что полон. Ее огромный диск закрывал четверть неба, опаляя коня и наездника своим белым сиянием.
Пиребан всегда считал луну холодной или хотя бы прохладной. В своих поэтических грезах он сравнивал ее с прекрасным ликом богини. Теперь же он видел, что она является гигантской жаровней, и от ее жара у него мутилось в глазах. Ее безжалостные палящие бледные лучи начинали действовать на него странно.
Лошадь взмахивала крыльями все чаще в такт биению сердца молодого жреца, и бугры ее мышц перекатывались под Пиребаном. И странное предчувствие закрадывалось в сердце наездника. Чем дальше отступала земля, и чем ближе становилась луна, тем громче заявляло о себе это предчувствие. Произойди с ним такое в храме, Пиребан тут же бросился бы за связкой терниев — он всегда строго соблюдал обеты. Но здесь терниев не было. Были только живая шелковистая кожа, да непрерывное движение крыльев, которые то и дело, словно даря поцелуи, прикасались к его плечам, спине и бокам.
Пиребан заерзал и решил сосредоточиться на чудесах ночи и своего сказочного путешествия.
Но он уже был отмечен печатью ласки Ваздру, а луна обожгла его белым огнем и заставила его кровь волноваться, как море. Да и скакун источал сильное плотское вожделение, воздействия которого Пиребана раньше защищали лишь его наивность, да противоестественные впечатления. Теперь же он оказался бессилен перед ним.
И напрасно он взирал на звезды и бесформенную землю. Сколько он ни старался, он не мог не чувствовать, как пульсирует под ним круп лошади и как ласкают его ее крылья. И разве мог он сойти с нее, когда рядом мелькали звезды?
И Пиребан прильнул к шее лошади, сжав ее девичью гриву, и застонал. Глаза закрылись сами по себе, и дрожь охватила его. А еще через некоторое время он вытянулся и запел во весь голос, так что небо содрогнулось от изумления.
И в то же мгновение крылатая лошадь, вскормленная демоном, остановилась и по-тигриному встряхнулась. И Пиребан, все еще пребывавший в беспамятстве восторга, сорвался.
И ринулся вниз…
3. Холодный берег и сверкающий город
Падая, Пиребан кричал от ужаса. Но в разреженном воздухе делать это было трудно, и он лишился чувств. Очнулся он от мощного удара.
Он лежал, еле переводя дыхание, весь израненный и искалеченный. Но под ним была твердь, и он мог опереться на нее. Он больше не падал и, кажется, все еще был жив.
«Мне все это приснилось», — с горечью подумал Пиребан. «Божество. Крылатая лошадь и ночной полет. И во сне я согрешил. А теперь просто упал со своей лежанки на пол». Пиребан разлепил веки и увидел, что лежит на ослепительно белой поверхности, испускающей из себя плотную белую мглу, и эта мгла скрывает все вокруг… К тому же поверхность была горячей, как раскаленная печь. Пиребан вскочил на ноги, чтобы прикасаться к этой поверхности лишь стопами. Не может быть! Вместо того, чтобы разбиться о землю, он упал на поверхность луны! Но это означало, что он летел вверх, и луна каким-то образом притягивала к себе его плоть или его жизнь.
Юноша стоял, переступая с ноги на ногу и дрожа от потрясения, а вокруг клубился призрачный туман.
Да, то была луна, и он находился именно на ней. Он не погиб, но на что теперь надеяться? Он останется здесь и медленно зажарится. Никаких сомнений — он один как перст. Лошадь предала его, обманула надежды. Наверное, теперь она спокойно пасется внизу, намереваясь стать легендой для человечества… Он же наказан за плотский грех. Теперь он медленно сгорит, страдая от голода и недостатка воздуха. Уж лучше быть растерзанным на матушке-Земле.
Спокойно стоять на этой раскаленной сковородке было невозможно, и Пиребан двинулся вперед. У него не было никаких ориентиров, не было и ни малейшего представления, куда идти, и он шагал просто так, возможно, кругами приближаясь к своей смерти. Туман скрывал все вокруг, возможно, в нем таился враг — какая-нибудь лунная тварь, готовая вот-вот наброситься…
Пиребан замер, обжигая ноги. Впереди из тумана показался силуэт. Незнакомец был в два раза меньше Пиребана и не двигался — вероятно, замышлял недоброе.
— Скажи, кто ты, — воскликнул Пиребан. — У меня ничего нет, кроме рук и ног, но я буду сопротивляться.
Незнакомец не ответил.
Пиребану, который уже подпрыгивал на месте, почудилось, что от неприятеля слабо веет прохладой. Он был готов к смерти и смело двинулся вперед, но через мгновение врезался в нижнюю конечность неприятеля, который оказался просто кочкой на белой глади. На кочке стояло сияющее, точно фарфоровое, блюдо. А от блюда восходил поток прохладного воздуха, и Пиребан инстинктивно бросился к нему. Не успел он этого сделать, как блюдо перевернулось, и Пиребан опять полетел вниз, словно его заглатывала луна.
А потом он обнаружил, что плывет в серебристом сумраке, как в реке, а вдали в мареве сияет огонь, как словно зимнее солнце, бледное, как нарцисс. Внизу раскинулось ониксовое зеркало с черными и белыми разводами. Но Пиребан уже так окоченел, что больше не мог терпеть. Медленно вращаясь, он все больше погружался в глубь, пока окончательно не замерз и не умер. Время от времени ему казалось, что это сон, и он молился о том, чтобы поскорее проснуться и избавиться от него.
Но это не было сном, хоть и походило на него. Воздуха здесь было больше, чем на поверхности. Он был холоден, но падающий страдалец мог спокойно дышать. Кроме того, воздух обладал удивительной плотностью, которая тормозила продвижение и вращала Пиребана вокруг его оси, и он бултыхался, как кусочек мяса в бульоне.
Вдали по-прежнему сиял нарцисс, но он все бледнел по мере того, как опускался Пиребан. Здесь, казалось, светилась даже сама мгла.
Несмотря на неудобства и отчаяние, Пиребан невольно все это замечал. Особенно его интересовало, что находится внизу, там, куда ему суждено упасть.
А внизу раскинулось безбрежное море, оно медленно и тяжело колыхалось, как сливки. Казалось, оно окрашено в два цвета — чернильно-черный и молочно-белый. Эти цвета сближались и отдалялись, но не смешивались и не образовывали серый. Длинные чернильные и молочные волны лениво набегали на берег, и тот дымился белым туманом и был покрыт полосами темных теней, отбрасываемых горным кряжем.
Пиребан взирал на них с сомнением, ведь они были столь ровными и гладкими, что казались рукотворными. Затем его что-то подбросило, и он увидел, что из морских глубин поднимается перламутровое чудовище с двумя трепещущими кружевными плавниками или крыльями и таким же кружевным опахалом хвоста. Чудище снова погрузилось в воду, подняв целый фонтан брызг, которые посыпались на Пиребана градом камней. Однако через мгновение воздушный поток снова устремил его вниз и выбросил на длинный белый берег.