— О да, правильно. — Губы Колина изогнулись в хитрой улыбке. — Ты боишься.
Ее темперамент, никогда не отличавшийся устойчивостью, был в опасной близости к взрыву.
— Я не боюсь ничего, — процедила Хелена сквозь стиснутые зубы, — ни мужчин, ни сражений, ни смерти, ни тебя.
— Докажи это.
— Я не обязана ничего доказывать.
— Правда. — В его глазах блестело веселье. — Но в глубине души я всегда буду знать, что ты боишься поцеловать меня.
После этого Колин улыбнулся и отпустил Хелену. Откатившись от нее, он улегся на спину и закинул руки за голову, с довольным видом глядя в потолок.
Ей бы следовало чувствовать удовлетворение. В конце концов, она же победила. Он отпустил ее. И все же блеск в его глазах сказал ей, что он почему-то считает победителем себя.
— Подожди! — воскликнула Хелена, даже зная, что, произнося это слово, ее ждут неприятности.
И, тем не менее, она сосредоточила взгляд на потолочной балке, резко выдохнула и собралась с духом, как для мощного удара.
— Продолжай.
— Продолжать что?
Она содрогнулась.
— Целовать меня.
После минутного раздумья Колин фыркнул:
— Нет.
Хелена резко повернула голову.
— Что это значит — нет?
Он пожал плечами:
— Нет. Не в моих привычках пугать слабонервных дам.
— Я не слабонервная!
— Это ты так говоришь.
Она зарычала от гнева:
— Проклятие! Целуй меня, надоедливый лакей!
— Только если ты вежливо попросишь.
— Сукин… — Хелена откинула одеяло, бросилась к нему и, нависая над ним, процедила: — В последний раз говорю. Я. Не. Боюсь. Тебя.
И чтобы доказать это, она наклонилась вперед и обрушилась на его губы в жестком, бесстрастном поцелуе.
Во всяком случае, начинался он бесстрастным. Но когда Колин запустил пальцы в волосы Хелены, лаская ее ухо и затылок, потом обхватил рукой ее спину, притягивая к себе, ее тело начало таять в его объятиях, как железо в тигле.
Колин, казалось, окружал ее, гладил ее, баюкал ее, бормоча что-то ласковое. И медленно, постепенно, неизбежно она отозвалась на его игру, как лютня на прикосновение менестреля.
— Откройся для меня, — тихо попросил он Хелену.
И, проклиная себя за глупость, она повиновалась.
Она думала, что его губы мягкие, но они не шли ни в какое сравнение с нежными, влажными исследованиями его языка. Его вторжение было нежным, но Хелена обнаружила, что желает большего. Она погрузилась дальше в поцелуй, позволяя ему обвивать языком ее язык в томном танце, от которого ее мысли кружились в вихре.
Ладонь Колина скользнула ниже, легла на ее ягодицы, притягивая ее ближе к его очевидному желанию. Твердый жезл уперся в ее лобок, и у Хелены вырвался вздох от пронзившего ее наслаждения.
Он поймал ее вздох ртом и ответил своим стоном. Этот звук, как эффект грома, послал по ее спине трепет возбуждения. Только наполовину осознавая, что делает, Хелена запустила руки в его волосы, погружаясь пальцами в наслаждение, и углубила поцелуй.
Рука Колина обхватила ее подбородок, удерживая неподвижно, и его пальцы мягко вдавились в ее щеку. Хелена чувствовала, как его грудь быстро поднималась и опускалась, и мысль о том, что они испытывают одну и ту же бурю ощущений, усиливала ее возбуждение.
Его большой палец дразнил уголок ее рта, и она повернула голову, чтобы прикусить его губами. Скользнув им глубже, Колин развел пальцем ее губы. Хелена слегка царапнула его зубами, потом, сомкнув губы, взяла весь палец в рот и стала сосать.
Колин сделал судорожный вдох и вздрогнул, и ода взглянула на него сквозь полуопущенные веки, наслаждаясь тем влиянием, которое оказывает на него. Его рог открылся в откровенном желании, а лоб нахмурился, как будто он испытывал нестерпимую боль. Что заставляло его так возбуждаться, Хелена не знала, но ей ужасно нравилось повелевать.
Это ощущение власти продолжалось всего несколько мгновений. Колин, как новообращенный рыцарь, решивший, что его превосходят, взревел и выдернул свой палец из ее рта.
— Люциферовы яйца, ты порочная девчонка, — задыхаясь, пробормотал он.
Хелена нахмурилась, не уверенная, что он имел в виду. Но когда Колин оттолкнул ее от себя, мягко, но решительно, очевидно, отказавшись от нее, она почувствовала себя оскорбленной и неудовлетворенной. Как будто он вызвал ее на битву, а потом отступил, когда она уже была готова победить.
Поистине недовольство Хелены было сильнее разочарования. Это было физически ощутимое беспокойство. Все ее тело трепетало от ожидания, так же как нос, перед тем как чихнуть. Ее сердце билось чаще от предвкушения, а кожа была такой же чересчур горячей, как в то мгновение, когда летом она решалась нырнуть в холодные воды Ривенлоха.
Когда Хелена спрыгнула с кровати, Колин закусил изнутри щеку, приказывая своему желанию утихнуть. Святая Мария, да что с ним такое? Неужели он до такой степени долго не был с женщиной, что потерял всю сдержанность?
Кровь Христова, это же были всего несколько поцелуев. Он целовал сотни женщин — дам, служанок, дочерей мельников, шлюх. Но никто из них не влиял на него так глубоко. И так быстро.
С момента первого контакта кровь Колина закипела в венах быстрее, чем противень с бланманже на огне, уходя из-под контроля и угрожая выкипеть. Но когда Хелена взяла его палец в рот и сосала в откровенном предложении, как будто это был…
Боже, он не смел позволить своим мыслям идти дальше. Его чресла уже раздулись от желания, требуя удовлетворения. Только рассудок спасал Колина от отречения от рыцарства.
Проклятие, маленькая кокетка знала, что делает. В ее горящих глазах был явно виден триумф. Хелена мучила его, расточая своим телом сладострастные обещания, которые не собиралась выполнять.
Колин подумал, мучает ли она так же своих конюхов. И овладевали ли Хеленой против ее воли, когда она делала это.
К счастью для нее, Колин был экспертом в обуздании своих страстей, так же как и в обуздании диких лошадей. Но когда он смотрел на нее, как она в возбуждении мечется по комнате, с пылающими щеками, учащенно дыша, волосы соблазнительно разметались по плечам, было трудно не пожелать вернуть ее в его постель.
— Я иду на рыбалку, — вдруг объявила Хелена.
— Одна? — Колин поднялся на локте. — Разумно ли это?
— Я хочу побыть одна.
Ее ответ, вероятно, имел более глубокий смысл, но в тот момент он не обратил на него внимания.
— Я не думаю, что тебе следует идти одной.
— Я сказала тебе, — ответила Хелена, засовывая оба клинка за пояс, — я ничего не боюсь.
— Это безрассудно.
Она распахнула дверь.
— Нет. Вот позволить тебе целовать меня было безрассудно.
Хелена захлопнула дверь за собой прежде, чем Колин успел вставить слово.
Бормоча самые грязные ругательства, он откинул одеяло и спустил ноги с кровати. Может быть, он и ранен, но это не удержит его от выполнения рыцарских клятв. Колин поклялся защищать дам. Даже если это означало защищать их от их собственной глупости.
К тому времени, когда он натянул сапоги и, хромая, вышел за дверь с тяжелой железной кухонной ложкой, зажатой в кулаке, — единственным оружием, которое смог найти, Хелена была уже далеко. Но, судя по ее четким следам, она вернулась к тому же самому месту рыбалки.
Проклятие! Неужели эта женщина сама ищет неприятностей? Или она просто притягивает их? Если англичане действительно бросились за ними в погоню, где еще они будут искать их, как не на том месте, где впервые встретили их?
Колин захромал быстрее, гадая, окажется ли ложка в борьбе против наемников лучше, чем удочка.
К тому времени, когда он прорвался через кусты и увидел Хелену, осторожно забрасывающую удочку в воду, его нога пульсировала от боли, со лба капал пот и он был совсем не настроен реагировать на ее вызывающее поведение.
— Женщина, ты что, напрашиваешься, чтобы тебя убили?
— Цыц.
— Не цыкай на меня!
— Вокруг крючка кружит рыба, — прошептала Хелена. — Вот она. Вот…
— Мне наплевать, даже если все русалки набросятся на крючок! Мы должны убраться отсюда.