— Может, ты сам с ней поговоришь?
— На хрена я вас держу?
Марина закусила удила и пошла в наступление:
— Я завтра буду не в форме, Алекс, и не хами, пожалуйста, я сегодня бабок для фирмы заработала больше, чем ты за полгода.
— А я и не должен зарабатывать. Запомни, Мара, я должен уметь их тратить. А зарабатывать должны вы, дорогуши, как моя наемная рабсила!
— Я две недели без выходных пахала над этим проектом! Могу я себе позволить отдых?
— Если завтра в десять ты не будешь на месте, уволю к чертовой матери!
— Спасибо! — сквозь зубы процедила Марина.
— Я не шучу, Мара! Передай трубу Верунчику, — скомандовал Алехандро.
Марина послушно передала трубку Вере.
— Верон, гони народ в шею, завтра на работу. Или мне самому приехать?
— Не надо, Алекс, мы сейчас злые как собаки, можем загрызть.
Вера была девушкой честной и открытой и потому говорила шефу правду. Действительно могли загрызть, но тот только посмеялся.
У него всегда улучшалось настроение, когда удавалось испоганить его другим.
Безжалостное зеркало и не думало приукрашать физиономию хозяйки. Припухлости и прочие «приятности» портили настроение и разжигали неприязнь к любому, кто появлялся в радиусе трех метров и норовил заглянуть в глаза. О, глаза… На белый свет они смотреть отказывались. Им хотелось прикрыться веками и забыться восстановительным сном.
Марина вяло массировала лицо и давила в себе тошноту. Она выполнила приказ — сидела в рабочем кабинете и героическими усилиями собирала себя по частям. Абсент и пился противно, и «отходил» жестко. Раздражало все. Доставали воробьи: забили стрелку на дереве за окном и устроили там настоящую разборку с диким гвалтом. «Воробьям-сволочам лапы ватой обмотать», — вспомнила она Жванецкого и подивилась его проницательности.
«Не помешало бы и намордники на клювы, чтоб не галдели как сумасшедшие. Голова раскалывается». Марина помассировала виски. Не помогло.
Раздражали даже кактусы. Марина питала к ним нежную любовь. Их строгий, независимый вид всегда помогал ей сосредоточиться. Она будто впитывала их стойкость и училась быть неприступной и красивой одновременно. Иногда при помощи кактусов она наказывала нерадивых подчиненных. Мысленно «насаживала» провинившихся на иголки. Вот так посидят голой попой на цефалоцереусе старческом и выходят из кабинета как шелковые. Для особо привередливых клиентов она приберегала шаровидную ребуцию, густо покрытую колючками. Тоже помогало. Утихали, переставали капризничать и, сами не понимая, откуда у них прорезалась покладистость, подписывали жирные контракты.
Сегодня, учуяв послеабсентный перегар, кактусы надулись и решили проучить хозяйку. Их иголки безжалостно влезли в мозг и там хищно впились в воспаленное серое вещество. Марина от таких ощущений начала тихонько подвывать. А стрелки часов неумолимо двигались к десяти.
— Хоть бы эта Пономаренко в лифте застряла или отравилась яичницей за завтраком, — поделилась она сокровенными мечтами с цефалоцереусом старческим.
Кактус не одобрил ее кровожадных мыслей и еще глубже вонзился в хозяйские извилины.
— И ты, Брут, — застонала Марина. — Вот обрызгаю вас вместо воды зеленым абсентом, почувствуете, каково это — с бодуна вести деловые переговоры.
Стрелки часов добежали до десяти.
«Не придет?» — блеснула надежда.
В следующее мгновение дверь открылась.
Марина резко повернулась, и в голове ее зашумело. Она попыталась найти точку опоры, чтобы не упасть. Рука скользнула по подоконнику и угодила прямехонько в мордочку маммилярии длиннососочковой. Кактус отплатил за фамильярность по полной колючей программе. Это, между прочим, больно.
Пономаренко, увидев, что хозяйка кабинета вот-вот грохнется в обморок, поспешила подставить плечо и подать руку помощи. Но на пути невозмутимо стоял колонновидный стебель все той же маммилярии длиннососочковой.
— Ой! — вскрикнула Инна.
— Ай! — солидарно добавила Марина.
Обе женщины непроизвольно затрясли ужаленными руками и забегали по кабинету.
— Вам плохо? — спросила Пономаренко.
— Спасибо, уже лучше, — ответила Марина. — А вам?
— Уже хуже, — чистосердечно призналась Инна, с ужасом рассматривая ладонь с торчащими колючками.
— Они у меня ежики ушастые, — неуклюже попыталась извиниться Марина.
— У вас еще и ежики в кабинете водятся? — нарочито испугавшись, подыграла Инна.
— Хорошо, что вы не сердитесь. — У Марины отлегло от сердца. — Присаживайтесь поближе к окну, Инна Владимировна, будем зализывать раны. Я вам помогу, у меня большой опыт в этих делах. Я кактусница со стажем.