— И где же она сама?
— Здесь. Я уговорил их посетить мой «Дворик». Они согласились. Мы в Валенсии, а они в Севилье.
— Почему не наоборот? — спросила Инна наобум. Собственно говоря, ей было все равно, лишь бы подальше от Амалии. Но для Алексея, судя по всему, заявление оказалось знаковым.
Он задумался. Видя такую реакцию на невинное замечание, она тоже задумалась — чего такого крамольного она спросила?
— Я что-то не так сказала? — не выдержала она долгих раздумий Алексея.
— В Испании есть поговорка: «Мало кто может не согрешить в Севилье!»
— О, не волнуйтесь, такими глубокими познаниями о Севилье я не грешу. Давайте лучше поговорим о вашем приключении.
— В такой вечер не хочется снова вспоминать тот ужас. — Алексей поежился, вытащил из кармана смятую бабочку и зачем-то стал водружать ее на место.
Очевидно, о трудном и неприятном он мог говорить только с удавкой на шее.
— Рано или поздно с этим придется разбираться, — вздохнула Инна. — Мне многое непонятно. Желательно выслушать все с самого начала.
— Это надолго. — Серпантинов кашлянул, выпил глоток вина и, наверное, впервые не почувствовал вкуса любимого риохского.
— Вы говорите, вспоминайте, но отстраненно, например через призму вкусной паэльи. Такое смещение очень помогает.
— Началось все со странного письма. Там было написано следующее: «Можно с уверенностью сказать, что никакая иная судьба не уготовила человеку столь безысходные телесные и душевные муки, как погребение заживо. Невыносимое стеснение в груди, удушливые испарения сырой земли, холодные объятия савана, давящая теснота последнего жилища, мрак беспросветной ночи, безмолвие, словно в пучине моря, незримое, но осязаемое присутствие Червя-Победителя, — все это и вдобавок мысли о воздухе и зеленой траве над головой, воспоминания о любимых друзьях, которые поспешили бы на помощь, если б только узнали о твоей беде, и уверенность, что этого им никогда не узнать, что ты обречен навеки покоиться среди мертвецов, — все это, говорю я вам, исполняет еще трепещущее сердце леденящим и нестерпимым ужасом, перед которым отступает самое смелое воображение»[3].
— Откуда это? — Пономаренко с интересом слушала, как Серпантинов шпарил наизусть отрывок из какого-то литературного произведения.
— Из письма, которое я получил недели две назад.
— Что еще там было?
— Ничего. Советовали выучить его наизусть. — Серпантинов снова приложился к вину и нервно сорвал бабочку.
— Алексей, почему я из вас клещами вытаскиваю информацию? Говорите, что дальше было.
— Вам бы такое испытать, посмотрел бы я на вас! Я не хочу больше это вспоминать, понимаете? Страх, что ты останешься там навсегда и скоро умрешь… Бездна!
— Выпейте вина и успокойтесь. Я не прошу вспоминать те минуты, меня интересует прелюдия. Вам кто-нибудь угрожал или что-то требовал?
— Попробовали бы! Я бы нашел способ разнести их в клочья. Слава богу, есть друзья.
— М-да! А если пригрозят, что зароют еще раз и надолго, то есть навечно?
Серпантинов поперхнулся и промолчал.
— Они нашли ключ от вашего упрямства. Лихо работают ребята. Поняли, что угрожать вам бесполезно, и решили для начала обработать вас по полной программе. Разыграть, а заодно и напугать, чтобы посговорчивее стали. Так что вас еще о чем-то попросят, непременно.
Серпантинов побледнел.
— В следующий раз они меня так запросто не возьмут.
— Ну-ка, процитируйте еще раз письмо.
— Ни за что! — Серпантинов отрицательно замотал головой. — Вы надо мной издеваетесь?
— Нет. Кажется, я знаю, откуда взят отрывок. Там были слова «погребение заживо»?
— Были.
— Это рассказ Эдгара По. Он так и называется, «Заживо погребенные». Хотите, перечитайте на досуге.
— Нет уж, увольте. Я это на собственной шкуре испытал.
— А как вы оказались в фирме Алекса?
— Ну, мне было не по себе от письма. Я стал наводить справки, кто занимается погребениями заживо. Мелькала мыслишка, что это просто розыгрыш. Чья-то злая шутка. Узнал, что подобный аттракцион давно практикует эта контора, и пошел туда на разведку. Может, кто-то меня заказал? Познакомились, выпили, нормальный мужик оказался. Клиентов хоронят на полном серьезе, с помпой, в стеклянном гробу, с процессией. Все как полагается: с венками, музычкой, прощальными речами. И даже специальных плакальщиц приглашают, чтобы рыдали и пощипывали нервишки «усопшему». Он так зажигательно рассказывал, что и мне захотелось попробовать. Говорят, впечатления потрясающие, адреналина хватает на год. Он так уговаривал, что я почти согласился. Кстати выяснил, что такими письмами они не балуются.