Кира подумала, что иногда в книгах оставляли специально последнюю страницу чистой - без текста - для того, чтобы тот, кто читал, мог записать свои мысли, если они, конечно, у него появлялись, по поводу только что прочитанного.Может, владелец (или хозяин) этой "книжечки"предполагал записывать свои впечатления? Или, что больше похоже на правду, на пустую страничку надо занести продолжение истории? Пока Кира раздумывала, третья и четвёртая страницы стали прозрачными, она поднесла их к глазам. Там, словно в окошечке, открывалось нечто сияющее, радостное, серебристо-розовое, оно клубилось и переливалось перламутровыми бликами, от него не хотелось отводить глаза, хотелось смотреть, любоваться, восхищаться и пить это волшебное облако счастья. А то, что это было именно счастье, Кира не сомневалась. И она решилась: пусть у истории - её истории - будет продолжение, возможно, только ей доверено создать это самое продолжение. Ей - самой слабой, доверчивой, простодушной, беспомощной и нуждающейся в защите. Может, она вернёт или выстроит заново тот мир, который потеряла?
Приложила чистый золотой листок к прозрачным окошкам, внутри "книжечки" что-то тихонько и мелодично затренькало, он тут же прирос к страничкам. Она попробовала отцепить его, но он крепко держался. Тогда Кира спрятала "книжечку" в футляр и закрыла шкатулку. Что ж? Утро вечера мудренее. Она сделала свой выбор. Будет ли он правильным - время покажет. Хотелось наивно верить, что все недруги остались в других историях, на других страницах.
Глава 4
-Доброе утро, Кирочка, - Софья Григорьевна поставила на блюдце чашечку с недопитым кофе, зябко повела плечами, укутанными чёрной пуховой шалью, - что-то я мёрзну сегодня. Не разболеться бы!
-Доброе утро, Софья Григорьевна, - она присела рядом.
-Как спалось?
-Спасибо, Софья Григорьевна, как обычно.
-Кирочка, мы с тобой уже говорили об этом. Верно, ты забыла. Я прошу: не называй меня так длинно и скучно. Бедняжку Полину ты звала тётей, - она поднесла платочек к глазам, - но потом мы все решили, что не нужны нам эти церемонии. Ничего не изменилось за месяц после кончины Полинушки. Так что я прошу тебя по-прежнему называть меня Соней. Иначе я обижусь.
-Конечно, тётя Со..., конечно, Сонечка, - улыбнулась ей Кира.
Вот, значит, как! Месяц назад не стало Полины... В той, прежней, жизни это случилось в начале ноября. И это был 1911 год. Её захлестнула боль: Шурочка уже целый год без неё, и Штефан, и Серёжа!
-Как ты побледнела, Кирочка! Подожди, сейчас форточку открою, - засуетилась Софья Григорьевна.
-Ничего, Сонечка, сейчас пройдёт, - она уронила в ладони лицо. Софья Григорьевна погладила её по коротким волосам, вздохнула, покосившись на двойной портрет над диванчиком. В кудрявой багетной раме были изображены обе подруги: и Полина, и Софья Григорьевна. Они сидели за роялем вполоборота к зрителям, склонив головы друг к другу, и мягко улыбались своим мыслям, их обнажённые руки лежали на клавиатуре. Кто бы мог подумать, что всего месяц назад они с Полиной вот так, как на портрете, сидели за роялем и пели дуэт из "Пиковой дамы"? Она ласково провела рукой по серебристым Кириным волосам: бедная девочка, так много потерь!
-От Викентия письмо получила. Почти месяц шло из Америки! - адвокат Викентий Велле был старинным другом и поклонником певицы, он уехал за океан к брату, у которого в Нью-Йорке было открыто своё дело. - Требует, чтобы я ехала к нему...
-Конечно, Сонечка, поезжай. Но, ради Бога, только не на "Титанике"! Сонечка, дай мне слово, что на "Титанике" не поплывёшь!
-Какой ещё "Титаник"? О чём ты? Уж не та ли громадина, о которой газеты трубили? Да они его, кажется, только начали строить. Что ты, Кирочка, его не скоро спустят на воду. Нет, для нас уже готовы корабли попроще да подешевле. Но не хочется мне туда, в Америку эту. Что я там забыла? Среди индейцев этих? - она налила себе и Кире кофе из блестящего кофейника, гревшегося над спиртовкой, подсунула девушке ломтик французской булочки, масло, сыр. Та благодарно кивнула и стала намазывать масло на булку. - Меня, Кирочка, зовут в консерваторию, хотят, чтобы учила студентов пению.
-Это же замечательно, Сонечка!
-Я уже согласилась. Решила, этот сезон допою - и хватит. Неприлично же в моём возрасте Кармен изображать.
-Да какой возраст-то? Ты с Полиной одних лет, вы же вместе учились. Некоторые и до шестидесяти в опере поют.
-Ну да, и весь зал смеётся, когда уже безголосая толстая старая тётка изображает юную чахоточную Виолетту или Джильду в обтягивающих штанах. Нет, пусть меня лучше молодой да сильной запомнят. Я уже и директора предупредила, что пою последний сезон.
-А разве сейчас есть спектакли? Ведь пост идёт...
-Сейчас всё больше концерты... Кстати, меня пригласили в Ревель, хотят, чтобы в предрождественском концерте выступила. С удовольствием поеду, сто лет не была в Эстляндии. У меня там друзья есть интересные. Так что готовься, через недельку тронемся.
-Ты и меня с собой берёшь? - обрадовалась Кира.
-А как же иначе? - удивилась Софья Григорьевна, - ты же теперь на месте Полинушки. Теперь ты мой секретарь, - она помолчала, - как всё-таки удачно сложилось с этим твоим замужеством!
Кира вздрогнула и в изумлении уставилась на Софью Григорьевну, а та, не заметив её реакции, продолжила:
-То, что твоя мачеха глуповата, я ещё с гимназии помню. Верунчик никогда большим умом не отличалась, но Полину она обожала и делала всё так, как та ей приказывала. Не помню, рассказывала я тебе или нет, как мы все четверо в твоего папеньку влюбились. Чего только не придумывали, чтобы привлечь его внимание! Да где уж! Он никого, кроме своей Тонечки, видеть не видел. А когда та история в полку вышла, мы все наши безделушки заложили, да к деньгам, что за ваш одесский дом дали и добавили.
-Не мог папенька взять из полковой кассы, - старая обида за отца захлестнула Киру.
-Конечно, не мог. Тут и говорить не о чем. Знали мы, чьих это рук дело. Но доказать не могли. Ну его, мерзавца! Подумать только, недавно здесь был!
-Кто, господин Иванов?!
-Он, он, прохвост. В сентябре вдруг появился и опять Полине голову задурил. Уж я ли не уговаривала её бросить мерзавца! Так ведь, нет. Упрямая была твоя тётушка. Земля ей пухом! - она перекрестилась и внезапно призналась: - знала бы ты, как мы твоего папеньку обожали, к Тонечке ревновали. Мы тогда хитрость придумали: Верунчика к твоим приставили, чтобы помогала хозяйство вести да докладывала, как они живут-поживают.
-Как же это понимать, Сонечка? Вера Ивановна, значит, шпионила?
-Шпионила? Можно и так сказать, но мы хотели, чтобы хоть какая помощь Тонечке была. Она же совсем слабенькая была, тоненькая да беленькая, как ромашка полевая. Куда ей одной с хозяйством справиться? Вот Верунчик ей и помогала. А когда Сергей Петрович Тонечку потерял, мы все всполошились. Он тогда на себя стал не похож: бледный, худой, молчит, видеть никого не хотел, опять курить свою трубку начал. При Тонечке-то бросил - она запах табака не любила. Вот мы собрались все четверо и, посоветовавшись, решили, что Верунчик придумает что-нибудь жалостное и попросит папеньку твоего спасти-помочь ей. Он же шляхтич, рыцарь - даму, даже такую, как наш Верунчик, в беде не бросит. Так и случилось. Прикрыл Сергей Петрович своим именем выдуманные Верушкины страсти-мордасти. Отвлекли мы его тогда от мыслей дурных.
-Вот из-за чего папенька женился на ней!
-Вот именно, мы всю эту историю придумали для его же спасения. Только Верунчик совсем из ума выжила в этом вашем Каменецке. Что это ей стукнуло в голову тебя выдать замуж за господина Иванова?! Видела бы ты, как Полина разозлилась, когда письмо от Верунчика получила. Мы телеграмму отбили длиннющую с таким выговором, что у твоей мачехи уши неделю должны были от стыда гореть. Но ты к тому времени уже сбежала от них в Одессу. И хорошо, что там всё так кончилось удачно. Фиктивный брак - это серьёзный шаг. Не каждый решится на такое. А твой студент - просто молодец: раз - и готово. Я только не пойму, почему ты не хочешь имя его назвать.