-Красиво-то как! - вырвалось у Софьи Григорьевны, она повернулась к Кире, - никогда в этих местах не бывала. А ты, ты видишь что-нибудь знакомое? Полина твои сны пересказывала - заслушаться можно было.
-Пока нет, не вижу, - меланхолично ответила Кира и вдруг выпрямилась, схватила Соню за руку, - ты сказала, что тебе пересказывала мои сны Полина?
-Ну да, кто ж ещё?
-Она говорила, что я во сне всё это видела? - волнуясь, уточнила Кира.
-Она часто возле тебя сидела и много чего рассказывала. Григорий тоже дежурил, ну и, разумеется, сиделка Глафира.
-А ты? Ты слышала, как я что-либо рассказывала? - допытывалась Кира.
Соня поёрзала, её щёки покрыл румянец.
-Ты прости меня, Кирочка, я тогда не смогла возле тебя быть. Понимаешь, боюсь я больных, да и не умею за ними ухаживать. К тому ж у нас генеральные шли тогда... - она виновато опустила голову, - ты простишь мой эгоизм?
-Никакого эгоизма в том, что человек не умеет ухаживать за больными, нет. К тому же там и без тебя было кому посидеть возле моей постели. Ты лучше скажи, я правильно поняла: всё-всё, что ты о болезни моей рассказывала, ты со слов Полины знаешь? Для меня это важно.
-Ну да, именно так. Полина, Григорий и сиделка всегда за чаем говорили о твоих странных видениях, - кивнула Соня и обеспокоенно посмотрела на девушку.
-Сонечка, а ты не допускаешь мысли, что они могли сговориться между собой и соврать обо мне?
-Но зачем им это? С какой стати они бы стали придумывать, что ты где-то витаешь в своих сновидениях? - пожала плечами певица.
Кира ей не ответила, она откинулась на спинку саней и зажмурилась крепко-крепко, так, что перед глазами замелькали слепящие круги. Кира пыталась понять, что дало ей Сонино признание и насколько можно верить Полине и тем более Григорию Александровичу, убедивших всех, что она была очень тяжело больна. Они дружно объявили, что все её рассказы были всего лишь сонным мороком, бредом. Так ли было на самом деле? Можно ли доверять им? Опыт подсказывал, что этим двоим доверять нельзя, они могли всё выдумать. А если они сочинили свою историю и попытались навязать её всем и, прежде всего, самой Кире? С них станется. Уж что-что, а лгать и прикидываться добренькими они умели! Зачем им это было нужно - сейчас не имеет значения. Им было почему-то выгодно представить Кирины рассказы болезненным бредом. А если так, то, получается, есть ещё надежда, что всё не так. Ей не хотелось новых разочарований, но тем не менее слабенькая надежда постучалась в её сердце. Ну что ж, время покажет, до Большой усадьбы уже рукой подать.
Мальчишка ловко правил санями, изредка оглядывался на пассажирок, улыбался им и кивал, мол, скоро приедем. У развилки, где странно кривая заснеженная сосна склонилась над дорогой, он чуть придержал лошадку, потом опять махнул в воздухе кнутом, и та, весело всхрапнув, понеслась по прямой к показавшимся вдали въездным воротам. Дамы с любопытством смотрели на парадный въезд в усадьбу. Там высились два мрачных гранитных обелиска, стоящих на изъеденных временем каменных шарах, а за просторным газоном, по-зимнему засыпанному снегом, живописно высился господский дом. Лошадка обежала полукруг по дорожке и пошла шагом мимо главного входа с лежащими серыми гранитными львами.
-А разве нам не сюда? - удивилась Софья Григорьевна. Мальчишка помотал головой и показал кнутовищем на одноэтажную постройку за каретным сараем. Они подъехали к симпатичному жёлтенькому домику с окнами в мелкую расстекловку и черепичной крышей.
-Это, барыня, Кавалерский дом. Мне велено вас сюда доставить, - мальчишка осадил лошадь, спрыгнул на расчищенную от снега дорожку. Дамы переглянулись, выбрались из саней и в нерешительности остановились. Мальчишка тем временем отвязал багаж и потащил его к дверям. Кира, крепко сжимая ручку саквояжа, пошла за ним, следом двинулась, покачивая головой, Софья Григорьевна. Они вошли в тёплую прихожую с мощёным серым плитняком полом, от неё в обе стороны вели одинаковые двери с бронзовыми ручками. Мальчишка поставил багаж и постучал в правую дверь. Оттуда выглянула прислуга в белой кружевной наколке и длинном фартуке, она перебросилась с мальчишкой парой слов на эстонском и поклонилась:
-Добрый день, сударыни. Вы госпожа Преображенская? - улыбнулась она Софье Григорьевне, та кивнула, - госпожа баронесса велели приготовить для вас комнаты. На этой половине для вас и вашей родственницы, а на той, - она кивнула в сторону второй двери, - мы разместим балетных артистов. Я буду прислуживать вам, зовут меня Хельга. Сейчас принесу вам перекусить, а к часу вас ждёт госпожа баронесса для репетиции. Я зайду за вами, - она присела в книксене.
Покои, отведённые им, состояли из двух скромно убранных небольших комнат, гардеробной и ванной. В одной комнате стояли две узенькие кровати, зеркальный шкаф и туалетный столик, вторая комната служила, видимо, гостиной и столовой одновременно. Было тепло и даже немного душно.
-Как тебе это нравится? - Соня подошла к пианино со свечами в подсвечниках, подняла крышку и пробежала пальцами по клавиатуре, - хорошо, что настроено... Нет, ну ты подумай! Разместили нас в доме для прислуги!
-Ничего страшного, Сонечка. Ты же слышала, тут где-то ещё балетные будут. Считай этот домик своим артистическим приютом. А в большой дом, наверное, много гостей съехалось, вот нам и нашли здесь место. Нет, правда, смотри, как здесь красиво. А представь, как летом здесь хорошо, или осенью? Не будем хмуриться, ведь Новый год завтра. Ты же сама говорила, что это наше рождественское приключение.
-Не будем хмуриться, - повторила Соня, уговаривая себя, - понимаешь, в этом году как-то всё насмарку пошло. Твоя болезнь, потом с Полиной это... Рождество мы обычно дома праздновали, в церковь ходили. А в этом году в гостинице да в чужом городе, и теперь вот и Новый год не так, как всегда.
-Образуется! - улыбнулась ей Кира, доставая из дорожной сумки тёплый халат, - надо бы умыться с дороги. Хорошо бы горячей водой!
Горячая вода была в достаточном количестве, видимо, Хельга побеспокоилась об этом и развела огонь в водогрее. И полотенца были мягкие и пушистые, и мыло с фиалковым ароматом, даже зубной порошок в красивой жестяной коробочке с лилиями стоял на полочке у зеркала. Пока дамы умывались и переодевались, Хельга принесла им завтрак и показала, как разжечь спиртовку под кофейником, если они захотят подогреть себе кофе.
После завтрака повеселевшая Соня усадила Киру за пианино и велела аккомпанировать себе. Сначала они обе распелись, потом попробовали спеть дуэтом.
-Нет, я думаю, надо транспонировать на полтона ниже. Как ты считаешь? - и спела так, как ей казалось лучше, - хорошо?
-Не знаю, мне кажется, ничего не стоит менять. Хорошо же звучит! - возразила Кира. И они ещё раз запели: "Уж вечер... Облаков померкнули края, последний луч зари на башнях умирает...", и так увлеклись, что не заметили, как вошла Сонина приятельница - та самая, которую они встретили в Ревеле.
-Ах, как чудесен Чайковский! - воскликнула экзальтированная дама, когда дуэт отзвучал. - Как вы устроились? Вижу, вижу: здесь вам удобно. Видели бы вы, что в Большом доме творится! Слуги с ног сбились! Одна суета, никакого отдыха и покоя. Пойдёмте, мои дорогие, я расскажу вам, как должно пройти ваше выступление...
-Я-то думала, что нас в гости пригласили, - проворчала Соня.
-Ну что вы, дорогая. Как я могу кого-то приглашать в гости без разрешения хозяйки дома? Я здесь дальняя родственница и всего лишь распорядитель праздника. Мне поручили устроить развлечение, причем, что-то в пасторальном духе. А тут я вас, моя дорогая, в Ревеле так удачно встретила. Помню, помню, как вы в Мариинском в этом дуэте в "Пиковой даме" пели. Чудесно! Восхитительно! И к тому же, - она понизила голос, - вам гонорар будет за выступление. И пожить вам разрешено здесь пару дней. Разве это плохо? А сейчас, пойдёмте, надо подобрать вам соответствующие костюмы и, конечно, всё отрепетировать уже в доме.