-Да? - ехидно глянула она, - а Гришка-прохвост говорил что-то о шутке Создателя, что это он себе такую игрушку придумал. Чтобы скучно, значит, не было. Только при чём тут я?
-Да, в самом деле, при чём? - проворчал он, - если б речь шла о художественном фильме - американцы любят такие снимать -тогда другое дело. Там всегда какой-нибудь плохо выбритый мужик в драной майке планету спасает. Уж я насмотрелся этого добра! Только ты меньше господина Иванова слушай, ему соврать - раз плюнуть.
-Вот-вот. Какой-нибудь Клинт Иствуд - и я! Ты только послушай: головоломка, от которой зависит жизнь людей...Бред какой-то! Да, ты же ещё не видел её. Сейчас покажу.
Она принесла саквояж и достала шкатулку.
-Вот смотри, - золотой футляр тускло блеснул при свете керосиновой лампы. Кира достала книжечку, - видишь, всё сложилось, кроме последней чистой странички. Если она правильно ляжет, тогда, наверное, тоже станет прозрачной. А может, и нет. Не знаю. Я теперь боюсь её трогать. Вдруг что-то опять перепутается и всё поменяется?
-Как же там чудесно! - он с восторгом смотрел в "оконце", потом вернул головоломку Кире, - но, видимо, тебе придётся ещё покрутить её. Ты же сама видишь, не складываются здесь события.
-Нет-нет, только не это. Серёжа, представь, я соберу её и вдруг Шурочка или Штефан пропадут?
-Ну, как знаешь. Только тяжело тебе придётся. Ведь порядок-то нарушен.
-А вдруг это мне подарок сделали: несколько лишних месяцев подарили?
Кира уложила шкатулку в саквояж.
-Всё, давай спать. Смотри, уже четвёртый час, - Серёжа встал и потянулся, - заснёшь тут, как же! Столько кофе выпили. Давай, иди к Шурке, переодевайся и ложись.
-Да, сейчас. Только вниз на минуту спущусь.
Кира тихонько отправилась вниз, чтобы умыться, да и в туалет давно хотелось. Ей не нужна была свеча, она хорошо ориентировалась в темноте и не натыкалась на мебель. Умывшись и глотнув воды, она прошла в гостиную. Присела на старый диванчик, обтянутый полосатым шёлком. Ей вспомнилось Рождество. Штефан тогда смотрел в её сторону таким жгучим взглядом... Как же они все тогда были несчастны и счастливы одновременно! Кира закрыла глаза и перед её мысленным взором закружилась сверкающая огнями ёлка, зазвучала страстная мелодия Листа, вылетавшая из-под пальцев Эльзы Станиславовны. Далёкий и такой родной голос звал её:
-Кира! Кира!
Она открыла глаза и часто заморгала: Штефан. Он сидел рядом и неуверенно улыбался, глядя ласковыми синими глазами.
-Ты снишься мне, да? - прошептала с сожалением Кира, протянула руку, чтобы коснуться его, - как жаль...
Он поймал её руку, поцеловал и ещё раз виновато улыбнулся:
-Я не снюсь вам, - вздохнул он, - Кира, помогите мне! Там осталась Дашенька. Я должен вернуться!
Она ахнула, ещё не особенно вдумываясь в его слова, кинулась ему на шею, но Штефан разомкнул её руки, отодвинул от себя:
-Вы слышите меня? Там Дашенька одна, я должен немедленно вернуться!
До Киры наконец дошли его слова. Она отпрянула, сердце сжалось от боли.
-Штефан, послушай, вспомни, как ты появился в Ленинграде в 1969 году. Ты оказался в квартире ночью, тебя приняли за воришку, вызвали милицию, - она взяла его за руку - пальцы были холодные, словно с мороза. - Ну пожалуйста, вспомни всё!
Он отстраненно молчал, холодно глядя на неё синими глазами.
-У тебя руки ледяные. Тебе надо согреться. Пойдём на кухню, я чай приготовлю, - он отрицательно помотал головой, - не хочешь? Тогда вспоминай: тебя выпустили из милиции со справкой. Ты шатался по улицам, потому что некуда было идти. Случайно увидел, как подонки напали на девушку, ты вмешался. Была драка, жестокая драка. Потом больница. В больницу тебя отвезла Даша, - он вздрогнул, и Кира обрадовалась - хоть какое-то проявление интереса к её рассказу, - там работал её отец. Он тебя лечил, и он же внушил тебе, что ты не Штефан.
-Это неправда, - он вырвал руку из её горячих пальцев. В чахоточном свете луны было видно, каким отчуждённым стало его лицо, - это неправда.
-Нет, правда! Он, Яков Моисеевич, обожал свою дочь, и, когда он увидел, что Даша влюбилась в тебя - такого несчастного, выпущенного из милиции со справкой вместо паспорта, воришку, - он сделал всё, чтобы изменить твою жизнь. Пойми, он сам мне это рассказал, когда ты исчез из своей студии. Сам! Это гипноз - внушение. Ты не Иво Рюйтель, не художник. Если бы ты был Рюйтелем, пергамент не сработал бы. Ты - Штефан Пален! И поэтому ты здесь.
-Чушь! Сказки! Гипноз, внушение - ерунда. Я помню родителей, помню, как мы жили в Тарту. Даже запах маминых духов помню... - он раздражённо взмахнул рукой.
-Да что же это такое! - чуть не взвыла Кира, - я объясняю, объясняю, а ты не желаешь слышать! Твердишь своё!
-То, что вы говорите, нелепо и невозможно. Здесь все меня пытаются уверить, что я Штефан Пален. Мне жаль этих добрых людей, которые потеряли сына. От горя у них помутилось в голове. Моё сходство с ним ввело их в заблуждение. И если раньше я ещё пытался бороться, доказывал, что я - не он, то теперь смирился и не спорю с ними. Но вы... вы-то знаете правду. Так зачем пытаетесь путать и меня, и их? Не хотелось бы верить, что в ваших действиях есть что-то корыстное.
-Корыстное?! - тут она разозлилась не на шутку, - ты себя слышишь? "Корыстное"! Я, как Герда из сказки, из последних сил брожу в поисках заколдованного Кая, пытаюсь оживить его, а он самозабвенно играет льдинками, мечтая о паре коньков и обо всём мире впридачу! Хороша корысть!
-Вы не Герда, я не Кай, и мы не в сказке, - процедил он, - это из-за вас я здесь. И вы обязаны помочь мне вернуться к жене.
-Твоя жена - я, а там наверху сейчас спит наша дочь Шурочка. От всего, что пришлось ей пережить, она почти не может говорить. Она ждала твоего возвращения, мечтая, что наконец вернётся её добрый, замечательный папа. Вместо этого она дождалась холодного, упёртого постороннего дядьку.
-Я сочувствую вам и Шурочке, но ничем не могу помочь. У вас свои обязанности, у меня свои, - он поднялся, чтобы уйти.
Оглушённая его холодным тоном, опустошённая невозможностью доказать очевидное, Кира обхватила голову руками. Что теперь делать? Как быть?
-Подождите, - ей пришла в голову мысль, - подождите. Только не думайте, что я смирилась, я всё равно найду способ доказать вам, что вы - Штефан Пален. Вы говорили, что из жалости к матери и отцу Штефана не спорите с ними. Но, несмотря на это, желаете вернуться в Ленинград. Так?
Он кивнул, выжидательно глядя на неё.
-Хорошо, я попытаюсь вам помочь, - натужно сказала она, - мы попробуем вернуть вас назад. Но взамен прошу вас поддержать меня. По документам мы с вами обвенчаны осенью прошлого года. Эльза Станиславовна категорически против этого брака, вчера мы говорили об этом. Она запретила мне видеть вас и даже подходить к вам близко.
-И чего же вы хотите? - он вопросительно вскинул бровь, - чтобы я относился к вам как к жене?
-Да. Именно этого я хочу. Я прошу вас сохранять видимость добрых отношений. Мне необходимо поселиться в этом доме, потому что здесь живёт Шурочка.
-И вы готовы впутать в этот обман ребёнка? - протянул он. - Далеко же вы зашли...
-Тут я с вами соглашусь: отступать мне некуда. Так вы согласны?
-И я вернусь к жене?
-Да, - скрипнула зубами Кира, - вернётесь к жене.
-Хорошо. И помните о вашем обещании, - он неслышно вышел из гостиной, а Кира рухнула на диван, уткнулась лицом в подушку. Она зажмурилась, её плечи дрожали, воздух вышел из лёгких и никак не получалось вздохнуть. Так она пролежала несколько секунд, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Потом всё-таки получилось вздохнуть. Вот как всё обернулось! Яков Моисеевич - любящий папочка - вот что вы наделали, старый вы мерзавец! Он закодировал его мозг. Или как там это называется? То-то он смеялся ей в лицо, открыто издевался, говоря, что никогда она не вернёт Штефана. Кира побрела наверх. Сейчас ей казалось, что жизнь медленно вытекает из неё.
-Ты где была? - поднял голову с подушки Серёжа, - чего так долго?