Софья Григорьевна улыбнулась светской улыбкой, присела в кресло:
-Мою племянницу зовут Кира Сергеевна Стоцкая, а брак их состоялся, насколько мне известно, в Одессе осенью прошлого года.
-Кира Стоцкая?! -скривила губы Лиза, - но... это совершенно невозможно! А впрочем, - она тут же взяла себя в руки и ожесточенно стала тыкать иголкой в скрипящий шёлк. Да, такого от Палена Лиза не ожидала. Надо же, женился! И на ком? На девчонке, сбежавшей из дома. И, что уж совсем неприлично, на хористке. Интересно, как восприняли всё это старики Палены? Наверное, тётя Эльза закатила сыночку скандал. А эта самая Кира Стоцкая ничего при встрече в Петербурге не рассказала. Вот хитрюга, тихоней прикинулась! Так бы и ткнула иголкой эту нахальную особу.
Прежде чем поднять голову от вышивания, Елизавета Максимовна просчитала про себя до двадцати, потом, на всякий случай, ещё раз до десяти, вздохнула, подняла глаза на гостей: Софья Григорьевна притихла в своём кресле, да и господин Иванов перестал бродить по комнате, уселся на диван, закинул ногу на ногу и в нетерпении уставился на дверь. Так они просидели в молчании минут пять. Конечно, Лиза должна была бы проявить гостеприимство от лица хозяев дома и занять гостей приятной беседой, но она так разозлилась на Штефана, что, против всех правил, упорно хранила молчание. Наконец, ещё раз ткнув иголкой безнадёжно испорченную вышивку, она поднялась с места, пробормотала извинение и вышла прочь.
Григорий Александрович взглянул на Софью Григорьевну, побарабанил пальцами по обивке дивана.
-Не ожидал встретить здесь тебя, Соня.
-Почему не ожидал? Кирочка стремилась сюда, и ничего странного в этом нет. А вот каким образом ты здесь очутился?
-Ты же слышала: привёз племянника к доктору. Боюсь, они отнимут ему руку. Скажу тебе по правде, Соня, - он снизил голос почти до шёпота, - не верю я здешним докторам. Ну какие врачи могут быть в такой глухой провинции? Что они здесь лечат? Золотуху да несварение. А тут кисть раздроблена - особое мастерство нужно. Так что потеряет Вацлав руку, как пить дать, потеряет.
- Вацлав? Уж не Вацлав ли Борисович твой племянник? - спросила Соня и прикусила язык: не надо бы этого говорить, ведь предупреждала её Кира давеча.
-Вот как! - тут же ухватился за вылетевшее имя Григорий Александрович, - ты, оказывается, племянника моего знаешь! Не стану спрашивать, откуда он тебе знаком, - ты правды не скажешь. Но странно, что Вацлав ничего об этом знакомстве мне не рассказал. Придёт в себя - потребую объяснений.
-Не до объяснений ему будет, - не очень-то любезно отозвалась Софья Григорьевна. - Ты лучше скажи, чего от Киры хочешь. Ты же не просто так здесь появился.
-Не просто, - бросил он в ответ, но не стал ничего объяснять.
-Ты, Григорий, оставь девочку в покое,- с лёгкой угрозой проговорила Софья Григорьевна. Иванов уловил её неприязненный тон, косо глянул:
-"Оставь девочку", - передразнил он Софью Григорьевну, а если не оставлю, то что? Обругаешь? Стукнешь? Ах, как страшно-то стало!
Софья Григорьевна исподлобья смотрела на его кривляние, потом не выдержала:
-Ты и Полину с толку сбил, и Стоцким столько всего дурного натворил, а теперь ещё и дочери их хочешь беду принести... Так вот запомни, Григорий, я найду на тебя управу. Как? Только тронь её - тогда и узнаешь.
"Если для того, чтобы всё вернулось, нужно ещё раз перебрать головоломку, значит, это будет сделано",- Кира взбежала наверх. Там, в комнате Шурочки, стоял в шкафчике ящичек. Она остановилась в раздумье. Сейчас она займётся им, и вновь всё-всё переменится. Но разве можно это допустить? Нет. Что может вернуться? То, что было весною одиннадцатого года? Что тогда произошло? Она стала вспоминать: познакомилась со Штефаном, потом её выставили из театра, она искала работу и нашла её в заведении мадам Десмонд. Даже теперь щёки вспыхнули от гневного выговора, который ей учинил тогда Штефан. Потом был Каменецк, мачеха и господин Иванов с их планами насчёт Киры. Как тогда Штефан благородно предложил свою помощь! В Одессе они счастливо прожили совсем чуть-чуть - и раз: арест Палена. Дальше и вспоминать-то не хочется, но назойливые картинки сами встали перед глазами: её болезнь и Андрей Монастырский, потом... потом был Штефан. И вновь она глотнула счастья - совсем крошечный глоточек. Ах, если бы она тогда отказалась от поездки с Софьей Григорьевной! Нет, не отказалась. И полетело: "Титаник", события 1931 года, а затем и 1968 наступил. Она горько усмехнулась: сто лет назад, когда они с Олечкой пришли в гости к студентам, место ей нашлось только одно - на углу стола. Как тогда все смеялись и шутили: "На углу сидеть - семь лет без взаимности" ...Она не верила, а ведь сбылось!
И вот теперь следует заново сложить головоломку с тем, чтобы всё повторилось? Но останется ли с нею Шурочка? А что будет со Штефаном? У Киры ломило в висках от состояния безысходности. Тысячу раз прав поэт: "Живи ещё хоть четверть века - всё будет так. Исхода нет". Она старалась отогнать воспоминания, машинально крутила в пальцах золотой футляр головоломки, потом сунула его в карман платья. Ей нестерпимо захотелось увидеть Шурочку, обнять её, приласкать. Кира тихонько спустилась вниз. Из гостиной слышался Сонин голос. Киру насторожила угроза, прозвучавшая в нём. Чтобы Сонечка кому-то угрожала, нужно было бы её чрезвычайно рассердить. С кем это она беседует? И похолодела, услышав мужской голос. Он вновь отыскал её. Гришка-прохвост напал на след.
Стараясь не поддаваться панике, она медленно и глубоко подышала, потом на цыпочках перебежала через небольшой коридорчик, ведущий в кухню. На вешалке висел чей-то тулупчик, она схватила его и выскочила за дверь. Холодное солнце уже вовсю пылало в чистом небе, и всё вокруг приобрело чёткость и контрастность, исчезли полутона и полутени: малиновый круг солнца, синее небо, синие тени от сосен и ёлок на снегу чистейшей белизны. Синий, синий, и снова синий - как цвет глаз Артена, как глаза Штефана. Кира тряхнула головой, ещё раз огляделась. Где Шурочка? Где Серёжа? Может, в конюшне? Она осторожно приоткрыла дверь, и на неё пахнуло теплом и лошадиным духом.
-...в тот день мальчик гулял с дедушкой, вчера они слепили снеговика, а сегодня решили проверить, цела ли морковка...
-Конечно, цела, - звонкий голос Шурочки разносился по всей конюшне, - кто её съел бы?
-А вот и нет, - усмехнулся Серёжа, - как раз морковку-то и утащили белки. Вот и стоял снеговик без носа и плакал горючими слезами.
Кира вошла и прикрыла дверь. Конечно, эта неразлучная парочка была возле лошадей. Серёжа чистил своего ненаглядного Томаса, а Шурка сидела на скамеечке и выплетала кнутик из тоненьких полосок кожи. Голос у девочки был чистый, без хрипоты, и Кира порадовалась, что она не растеряла свой целительный дар и смогла помочь дочери. Вот бы ещё и Штефану помочь...
-Снеговик не умеет плакать, -возразила Шурочка.
-Ещё как умеет! Но ты слушай, не перебивай. Так вот: взяли они морковку и пошли. Холодно было - ужас! И дедушка оказался прав: утащили белки морковку и остался снеговик без носа. Подлечили они снеговичка да пошли домой. А там...
-Нет-нет, - запротестовала Шурка, - ты пропустил... А домик?
-Да, извини, про домик забыл. Домик стоял почти в лесу. Ма-а-ленький такой, в три окошка, но с крылечком. На верхней ступеньке сидел толстый-толстый полосатый кот Барсик. Он ждал мальчика и дедушку, и, когда они подошли, поднялся, выгнул спинку, а потом прыгнул к ним под ноги и сказал: "Мяу". Он так всегда встречал их. Бабушка уже ждала их, потому что пришли гости: хорошенькая барышня с зелёными глазами и очень сильный господин...
-Он взял мальчика на руки и дал ему леденец, а барышня с зелёными глазами подарила игрушку.
-Совершенно верно. Я уже столько раз тебе это рассказывал, что ты наизусть выучила, - он сел рядом на охапку сена, - не скучно?
Шурочка помотала головой:
-И ты совсем не испугался?
-Вначале испугался, а потом - нет.