Вместо ручки к двери было привинчено толстое и широкое железное кольцо. Кира постучала им по двери, прислушалась - ничего. Она ещё раз погремела кольцом, и ей показалось, что там отозвались. Заволновавшись, она вошла в тёплые сени и сразу скользнула к двери в комнату, заглянула внутрь в надежде увидеть Шурочку. Девочки не было. Киру охватил смертельный холод и тоска. Где же Шурочка? Куда спрятал её этот мерзавец? Чувство безнадёжности и вины захлестнуло её. Что если, в очередной раз перестроив головоломку, она так изменила собственную жизнь, что в этой её новой версии она лишилась ребёнка? От этой чудовищной мысли у неё внутри всё оборвалось, на ватных ногах она дотащилась до стола. Но, видимо, наступил предел её силам, и она рухнула как подкошенная на крашеные доски пола.
Глава 13
Несомненно, звук шёл от старого сундука. Там кто-то возился. Может, крысы? Или ещё какой лесной зверь? В этом выморочном лживом доме всё может быть. Штефан осторожно подошёл к сундуку и резко рванул вверх его крышку. И с изумлением уставился на связанного по рукам и ногам ребёнка. С посиневшего от холода лица затравленно смотрели огромные глаза, и в них мерцало такое недетское отчаяние, что он невольно отшатнулся. Но тут же опомнился и, мысленно кляня всех мерзавцев на свете, способных обидеть ребёнка, стал развязывать верёвки.
-Сейчас, Шурочка! Вот, уже почти готово. Но почему же ты не кричала? -он сбросил пальто и закутал в него девочку прямо с головой. Шурочка молчала, лишь смотрела на него взрослыми глазами. Штефан беспомощно огляделся: в этой вымерзшей избе уже через десять минут он превратится в снеговика. Можно, конечно, попробовать добежать до мызы, всё-таки, двигаясь, он не сразу заледенеет. Видимо, в нынешнем их положении - это единственный способ добраться до дома. Шурочка завозилась в его руках. Он отогнул воротник пальто, заглянул внутрь шерстяного кокона:
-Что, Шурочка? Никак не согреться? - девочка помотала головой, продолжая упорно высвобождаться, только закусила губку, - ты хочешь выбраться из пальто? Но ведь холодно же...
И тут до него дошло:
-Шурочка, тебе в туалет надо? - она кивнула, - вон там за сундуком не так дует из окна. Я отвернусь. Ты не стесняйся, я же доктор. А доктора не принято стесняться.
Он спустил её с рук, и, пока девочка возилась за сундуком, с удовольствием надел пальто.
-Почему-то всегда не любил это пальто, - усмехнулся он, - а теперь радуюсь, что отец настоял на его покупке.
Шурочка дёрнула его за рукав. Он повернулся и в очередной раз поразился, какая же она маленькая и хрупкая.
-А может, это даже очень кстати, что ты такая миниатюрная, - пробормотал он, - вот что: обхвати меня за шею и крепко держись. Пальто широкое, я попробую запахнуть полы. Ничего, Шурочка, не пропадём! Бедная твоя мама - наверное, с ума сходит от волнения. И всё же, как ты тут оказалась? Кто тебя привёл сюда?
Все его вопросы остались без ответа. Он надел ей на голову вязаную шапочку - пригодилось изделие эстонских рукодельниц - раскрыл полы пиджака и пальто, подхватил ребёнка, и она обвила его шею своими ручками-прутиками, прижалась к его груди, как котёнок. Выходили они из мерзкой избёнки уже в полной темноте - огарок свечи мигнул и погас. К счастью, ветра не было, но то, что мороз усилился, Штефан сразу понял по тому, как холод иголочками впился ему в лицо и уши. Он крепче прижал к себе ребёнка и двинулся по просеке, проваливаясь в снег почти по колено. Лунный фонарь освещал дорогу.
-Смотри, Шурочка, какое чистое звёздное небо - настоящая новогодняя ночь. Сейчас мы придём, Марта согреет молока с мёдом. Мёд у нас свой, густой, прозрачно-золотистый. А горячее молоко нальют в большущую чашку...
Он замер, прислушался: лошадь фыркает и копыта её мягко стучат по снегу.
Сергей, издали завидев тёмную фигуру на снегу, быстрее погнал Томаса. Поравнявшись с ними, он натянул поводья:
-Шурочка пропала! Надо посмотреть в сторожке лесника!
-Здесь она, здесь. Знать бы, кто привёл её туда! Придушил бы паразита!
-Здесь? - обрадовался Серёжа, - Шурка, ты где?
Она завозилась, высунула голову и засияла улыбкой навстречу Серёже. А он поправил ей шапочку:
-Замёрзла? Чего молчишь? - и догадался, - опять голос пропал? Ну не надо, не надо плакать! Вернётся, не бойся! Смотри, сколько тут докторов, да и мама в обиду не даст. Кстати, - он взглянул на Штефана, - где Кира? Она же вперёд побежала, не смогла ждать, пока я лошадь запрягу.
-Кира? Её не было. И откуда ей знать дорогу к сторожке? - засомневался Штефан. - Надо поскорее домой добраться. Там разберёмся.
-Садитесь в сани. Я захватил тёплую попону. Сейчас вас укутаю, - он сорвал шарф с шеи, протянул его Штефану, - этим можно голову замотать, тогда теплее будет.
Штефан с удовольствием закрутил вокруг головы шарф. "Как немец под Москвой в сорок первом году", - улыбнулся своим мыслям. Серёжа развернул сани, и Томас, фыркнув облаком пара, двинулся в сторону мызы.
-В Ленинграде вы мне показались много старше, чем сейчас, - вырвалось у Штефана.
-Зато теперь наши года сравнялись, - отозвался Сергей. Он старательно избегал называть Штефана по имени, и тот это понял.
-Я всё помню, Сергей, - тот недоверчиво оглянулся, - да-да, всё помню. И малыша Серёжу, и его маму Ольгу. И всё, что было до тридцать первого года, и после. Теперь я вспомнил всё.
У Серёжи сжалось сердце: что-то было не то в словах Штефана. А он продолжал:
-Теперь мы с тобой уже не отец с сыном, а скорее, братья. Но ты должен знать, что я помню и могу рассказать тебе о каждом прожитом нами дне. И я очень дорожу этими воспоминаниями.
-Знал бы ты, - тихо отозвался Сергей, - как мне всегда хотелось сказать тебе и маме, что дороже вас у меня никого нет. Все долгие, бесконечные годы мечтал об этом, - он покашлял, стараясь скрыть наплыв эмоций.
Штефан печально улыбнулся, вспомнив, как его приёмный сын вдруг в одночасье стал отвергать нежность, ласку, любовь, считая их проявление пережитком буржуазной морали, а потом даже собрался отказаться от родителей, да что-то удержало от последнего шага. Олечка тогда обливалась слезами, не понимая, в кого это выродился прежде добродушный, покладистый и чуткий ребёнок.
Олечка! Сколько всего они с нею пережили! Знать бы, досталось ли ей хоть чуточку счастья в том сияющем зазеркалье, куда они с Андреем Монастырским сбежали? Хорошо бы, коли досталось! Если б мог, он бы всем-всем раздавал счастье и любовь полными пригоршнями. И тут его укололо: Дашенька! А она-то как? Только что была здесь - не фантом, не призрачное видение... Несчастная и одинокая. Откуда она взялась в заснеженном лесу? Вернулась ли к себе? И тут всё его существо охватило мучительное беспокойство: как она теперь там, одна, без него? Может, надо было вернуться вместе с нею? Нет, лучше пусть она здесь останется, потому что его выбор сделан: он может жить только тут. Он принадлежит этому времени, здесь его родители, его дом. И ещё Кира.
Смутным и болезненным видением пронеслась в памяти его коротенькая семейная жизнь с беспокойной упрямой девицей, он помнил все странности этого давнишнего союза: от дерзкого фиктивного брака до полуиллюзорной встречи в тридцать первом году. Воспоминания причиняли мучительную боль, а он не желал этой боли. Но надо зажать сердце в кулаке и вспомнить подлинное прошлое, каждый год, каждый день. А как отличить истину от внушённой ему подделки, друзей - от врагов? Холод охватил его, зубы стали выбивать дробь. Потом до него дошло, что холод шёл к нему не снаружи, нет. Он пробивался изнутри, из самой глубины его нутра, расплываясь ледяными иголочками по всему телу так, что замирало сердце. К тому моменту, когда они наконец проехали злополучные полверсты от сторожки до мызы, Штефана уже не просто бил озноб, его трясло так, что Шурка высунула голову и с удивлением уставилась на него. А он только и смог, что натужно улыбнуться ей прыгающими губами.