Добравшись до жарко натопленной кухни, он с облегчением передал Шурочку в руки разохавшихся Марты и Софьи Григорьевны, а сам взбежал к себе наверх. Когда через десять минут, Иван Фёдорович постучался к нему, чтобы напоить чаем с малиновым вареньем, он увидел сына, закутавшегося во всё, что нашлось шерстяного и укрывшегося пуховым одеялом по самое горло. Штефан лежал с закрытыми глазами. И Иван Фёдорович понял, что сыну сейчас не до разговоров. Он тихонько поставил чай на прикроватный столик и на цыпочках направился к двери.
-Папа, пожалуйста, осмотри девочку. Она страшно промёрзла и, кажется, у неё шок от испуга, - услышал он срывающийся голос сына.
Иван Фёдорович живо обернулся, но Штефан уже вновь лежал с закрытыми глазами.
-Ты можешь осторожнее? Что ты её ворочаешь? Нельзя так осмотреть?
-Кто из нас доктор? Ты или я? Лучше бы поддержала ей голову.
Голоса - сердитый мужской и встревоженный женский - показались Кире отдалённо знакомыми. Она почувствовала, что её поднимают с пола чьи-то руки, перекладывают на что-то мягкое. Мужчина и женщина продолжали перебрасываться короткими сердитыми репликами, тихонько спорили между собой. Женщина настаивала, чтобы больную перенесли к ним в дом. Мужчина возражал, доказывая, что Кира сама должна решить, где ей лучше находиться.
-Видишь, она никак не приходит в себя, - настаивала женщина, - отнеси её к нам, там не только ей, но и тебе будет удобнее её лечить.
-Да пришла она уже в себя! Ты что, не видишь? - и после секундного молчания: - Кира, открой глаза. Я же вижу, что ты нас слышишь!
Но Кира помотала головой:
-Не хочу. Вас нет, мне всё снится.
-Глупая, - засмеялась женщина, - мы здесь, рядом. Ну-ка открой глаза!
Она разлепила сначала правый глаз, потом левый. Хорошенькая, очень молодая женщина улыбалась ей вишнёво-чёрными глазами, рядом смущённо теребил светло-русые кудри высокий молодой мужчина. Кира охнула и села, опираясь рукой в мягкую перину, на которую её уложили.
-Олечка! Андрей! - протянула к ним руки, принимая в объятия обоих друзей.
Несколько минут никто ничего не мог сказать, только беспорядочные ахи да вздохи. Дамы шмыгали носами, вытирая глаза уголком простыни - носовые платки, как обычно, внезапно все пропали.
-Вот что, давайте чай пить, - предложил Андрей и резво полез в буфет. Девушки переглянулись и дружно хихикнули: ясно же, что он не хочет демонстрировать свою "слабость", потому и отвернулся, а у самого глаза на мокром месте и носом хлюпает.
-Никогда не думала, - сказала Кира, глядя на подругу блестящими глазами, - что буду молчать, встретив вас. Столько раз с тобой мысленно разговаривала, спорила, а теперь сижу - и не знаю, с чего начать...
-У меня то же самое, - кивнула Олечка, - так тебя не хватало, постоянно помнила, что где-то там осталась ты. А вот теперь...
-Да бросьте вы, - отозвался Андрей, заваривая чай, - так всегда бывает, когда долго люди не видятся. Как же ты набрела на наш домик?
Кира удивлённо посмотрела на него:
-А что сюда дорога заказана? Шла-шла и пришла, - она вглядывалась в друзей и видела, как они изменились. У Андрея появились лучики морщинок в уголках глаз, да и их васильковый цвет будто бы слегка слинял. А у Олечки в волосах мелькали серебристые нити. Так странно: свежее лицо, но кожа словно бы истончилась и чуть пожелтела на висках. "Им можно дать около сорока лет. Конечно, они выглядят очень молодо, но годы уже чувствуются", - мелькнуло у Киры.
-Что, постарели мы? - догадалась о её мыслях Олечка и вздохнула, - время идёт... Даже для Норы и Ричарда время движется, конечно, не так, как для нас, но всё же...
Что-то в её тоне Кире показалось странным, она кинула быстрый взгляд на подругу.
-Ты несчастлива там? Он обижает тебя? - спросила она напрямую. Андрей смущённо покосился на Олечку и закашлялся. А та встала, подошла к окну, где по-прежнему на подоконнике сидела и таращилась в окно серая кошка, погладила её пушистую спинку, повернулась к Кире:
-Несчастлива? Обижает? - её карие глаза стали совсем чёрными, - да я каждую минуту Бога благодарю, что он позволил мне быть рядом с Ричардом. И молюсь только об одном, чтобы так всегда продолжалось, до последнего моего часа. И тогда, когда этот миг настанет, пусть мне будет позволено хоть тенью его тени остаться, но только чтобы с ним, - она страстно сжала руки. - А ты говоришь "обижает"!
Кира перевела на Андрея потрясённый взгляд, тот лишь слегка пожал плечами, но ничего не сказал. Повисло неловкое молчание. Киру смутило такое бурное выражение чувств от обычно сдержанной Олечки. Сотни вопросов крутились у неё на языке. Она открыла рот, чтобы спросить, почему они раньше не давали о себе знать, ведь могли бы встретиться хотя бы в Ленинграде. Но тут кошка занервничала, спрыгнула на пол и побежала к дверям. Олечка переглянулась с Андреем:
-Это, наверное, Ричард, - она подошла к зеркалу и стала поправлять безупречную причёску.
В самом деле, в окошке мелькнула лошадь, впряжённая в сани, кто-то взбежал на крылечко, потопал ногами, сбивая налипший снег. Дверь распахнулась, и в комнату влетел разгорячённый, с румянцем во всю щеку, Сергей.
-Кирка, вот ты где! - закричал он, - Рихард так и сказал, мол, ищи её в моём домике.
-Шурочка? Ты нашёл её? Говори скорее! - она бросилась к нему.
-Нашёл, нашёл! Только не я. Её нашёл Штефан. Они уже дома, там Марта с Софьей Григорьевной вокруг них вьются... - тут он запнулся и медленно обернулся, глаза его страдальчески сощурились. Он растерянно и совсем по-детски пролепетал:
-Мама?!
Олечка всхлипнула и повисла у сына на шее.
-О, какие тут у нас страсти! - Ричард Баумгартен улыбался им всем с порога.
Сергей поднял счастливое лицо:
-Рихард, это моя мама!
-Он не Рихард, Серёженька. Его зовут Ричард, - она выскользнула из объятий сына, подошла к Баумгартену, протягивая ему руку. Тот чуть сконфуженно, словно бы извиняясь, улыбнулся всем, принял Олечкину руку и легко коснулся губами, при этом его синие глаза засияли особым тёплым светом. У Киры от этой сцены заныло под ложечкой и сразу ушли все сомнения по поводу счастья подруги. Она поймала взгляд Андрея, тот кивнул, как бы говоря: "Вот, теперь сама видишь". Да, она всё видит, всё замечает. И всё же, откуда грусть-тоска в чёрных глазах подруги? И догадалась: время. Этот тихий, незаметный враг крадётся по пятам, требуя платы за минуты счастья.
-Но разве и там, в вашем зазеркалье, время уничтожает всё, что мы любим? - вырвалось у неё.
-Не будем об этом, - после неловкой паузы отозвался Андрей и сменил тему: - что ж не спрашиваешь о родителях?
-Ты видел их? - оживилась Кира и с надеждой повернула голову к Баумгартену, - вы позволите мне увидеть их?
-Разве я Господь Бог, чтобы запрещать или позволять такие вещи? - отозвался он. - Ты можешь с ними встретиться, если переступишь эту границу... - он махнул рукой в сторону зеркала.
У Киры кругом пошла голова. Она может увидеть маменьку, она может обнять папеньку! Она может... Но, оказывается, Баумгартен ещё не договорил:
-...если переступишь границу, ты можешь поселиться там среди счастливых, среди близких и дорогих для тебя людей...
-Кира, как это замечательно! - Олечка схватила её за руки, - мы опять будем вместе. Знаешь, там, среди высоких сосен, прямо на берегу, наш дом. Море шумит под окнами. Я брожу по берегу, собираю цветные камешки, иногда волны выбрасывают кусочки янтаря...
Кира смотрела в её блестящие глаза и кивала: да-да, туда, в тихую гавань. Сколько потрясений, сколько боли, потерь пережила она! Разве она не заслужила тихого спокойного счастья?
-Серёжка, - улыбнулась она, - давай заберём твоих бабушку с дедушкой, старших Паленов, Сонечку, Шурочку со Штефаном - и поселимся все рядом с Олечкой и моими родителями! Это же просто Утопия какая-то. Неужели возможно?
Она переводила взгляд с одного лица на другое и видела, как гаснут их улыбки.