Внутри часов что-то щёлкнуло, раздалось сбивчивое тик-так, разразилось тоненьким мелодичным перезвоном старинного гавота, и ожившие часы пошли обычным ходом... Кира перевела дух, в голове мелькнула догадка: её поняли, её простили.
Потом они прощались. Ричард о чём-то шептался с Сергеем, время от времени поглядывая в сторону Олечки и Киры. Олечка плакала, тихо, еле слышно всхлипывая.
-Ну что ты, - Кира сочувственно гладила по плечу подругу, - не надо...
-Да, тебе хорошо говорить! Ты тут остаёшься с Шурочкой и своим Штефаном, а я всех бросаю: и Серёжку, и родителей, - и слёзы градом полились по её щекам.
-Тогда оставайся, - не подумав, ляпнула Кира и залилась краской.
Олечка зашипела, как кошка:
-Думаешь, я плохая мать?
-Ничего такого я не думаю, - отодвинулась от неё Кира.
-Думаешь, думаешь. По глазам вижу, что осуждаешь, - но тут же махнула рукой, - Серёжка уже взрослый, он сам о себе позаботится, да и о стариках моих тоже. А я - и мать никакая, и дочь такая же. Разве ж я не понимаю этого? И всё равно: ничего не могу с собой поделать. Не могу. Я без него не могу, - она указала глазами в сторону Ричарда, и вся поникла.
Они помолчали.
-Ты вот что, скажи Серёжке, чтобы он на Витольда не очень сердился...
Кира удивилась. Олечка всегда ругательски ругала отца Сергея, а тут на тебе: "чтобы не очень сердился". Вот ведь мастерица на загадки всякие!
-Понимаешь, есть на мне грех, - продолжала Олечка, смущённо потирая ладошку, - я не всё тебе рассказала. Он-то хотел Серёжу видеть, всегда хотел. Это я не разрешала, потому что злилась очень. А он и в квартиру нашу в Ленинграде вселился нарочно. Ему от театра давали тогда отдельную квартиру, а он отказался и въехал в наш клоповник. Это чтобы к Серёжке быть поближе.
-Вот это да! - у Киры от изумления сделались круглыми глаза, - ничего себе история...
-Да уж, - кивнула Олечка и хмуро посмотрела на Киру, - а ты совсем не изменилась.
Не было в голосе подруги ни зависти, ни горечи - одна усталость, Олечка задумчиво перевела взгляд на мужчин за столом, потом повернулась к Кире:
-А я старею. Видишь, седина появилась. И морщинки у глаз. Но всё равно ни о чём не жалею. Абсолютно. Начать с начала - так бы всё и повторила. Честное слово! - сухими глазами она глянула на Киру, - ты живи тут со своим Штефаном, с дочерью. Береги их. А я... - тут её глаза озорно блеснули, - я ведь всегда мечтала быть княгиней или баронессой. Не вышло. Зато хоть графиней побыла. Совсем чуть-чуть, но всё же.
-Ах, ты! - улыбнулась ей Кира полными слёз глазами.
Ричард встал. Серёжа подошёл к матери, та обняла его, потом отодвинула и перекрестила. Она кусала губы, чтобы не зарыдать в голос. Кира кинула вопросительный взгляд на Ричарда. Он печально улыбнулся, взял её шубку, помог надеть.
-Это для Шурочки, - протянул маленькую коробочку, перетянутую шёлковой лентой, - там кукла, та самая, которую тебе подарили родители.
-Ты расскажешь им обо мне, обо всех нас?
-Конечно, - его загадочные синие глаза подозрительно блестели, - как же не рассказать о такой замечательной правнучке?
-Не очень-то ты похож на древнего дедушку, - улыбнулась она.
Он вздохнул, покосившись в сторону Олечки.
-К сожалению, время щадит меня.
-Ты всегда будешь с нею? - шёпотом спросила Кира.
Он очень серьёзно посмотрел ей в глаза:
-До самого конца.
Кира кивнула. Она поняла то, что он не договорил, и ей стало жаль подругу.
-А как же Андрей? - вдруг всполошилась она.
Баумгартен печально улыбнулся:
-О нём позаботится Нора. Всё у них будет хорошо: и у Андрея, и у Олечки. Не беспокойся.
-Значит, Луций-лучезарный исправил свою ошибку?
-Он давным-давно понял, что если ты что-то создал, даже пусть это будет всего-навсего игрушка, надо думать о последствиях и отвечать за свои действия.
Кира всмотрелась в лучистые синие глаза. Поразительный взгляд: такой искренний, такой правдивый, такой...
-А ведь ты всё придумал, другими словами, ты наврал нам. Нет, что-то, конечно, было. Но вот только что? - задумчиво глядя в прозрачную синеву его глаз, сказала она. Он не стал отпираться, лишь дёрнулась правая щека, и он чуть покраснел. - Но зачем ты придумал всё это? Ведь никогда не было его - Луция-светозарного...
-Ты догадалась, - с лёгкой досадой покачал он головой, - я не хотел этого...
-А чего ты хотел? И что было в самом деле? - устало спросила Кира, - к чему эта ложь?
-Давай скажем иначе. Не ложь, а тайна, - он коснулся её руки, - мистика... И потом головоломка всё же была, и ты сама перекраивала её по собственному усмотрению. Разве нет? А история Луция... - он усмехнулся, - мне хотелось оставить в твоей памяти красивую сказку, легенду, миф - называй как хочешь. И это было хоть какое-то объяснение тому, что никак нельзя объяснить. Не сердись и не пытайся понять, почему летает ковёр-самолёт или как устроена шапка-невидимка. Даже если ты разберёшь их на отдельные ниточки, никогда не узнаешь их тайну. В это просто надо верить...
Они вышли на крыльцо. Метель улеглась, только лёгкий снежок кружился в воздухе, на низком небе перемигивались звёзды, да ещё полная луна освещала всё, делая пейзаж контрастным. У порога переминался копытами и фыркал, косясь на людей синим глазом, облитый лунным сиянием серебряный конь, впряжённый в аккуратные санки. Они сели в сани, Сергей взял вожжи. Кира оглянулась. В ярко освещённом окне домика стояли, тесно прижавшись друг к другу, Баумгартен и Олечка, кошка теперь сидела на плече Андрея.
Серёжа шевельнул вожжами, и, тряхнув шелковой гривой, конь двинулся по лунной дорожке. Чем дальше они отъезжали, тем сильнее серебрился воздух вокруг домика, мгновение - и искрящаяся пелена скрыла очертания стен и крыши.
Шурка спала. Ей снилась красивая молодая женщина с холодными голубыми глазами. Она стояла посреди старой полуразвалившейся избушки и что-то говорила, говорила. Только Шурочка никак не могла разобрать её слов, но судя по гневному лицу голубоглазой, та была не на шутку сердита. Женщина время от времени касалась рукой странного украшения, висевшего у неё на шее. Это были две серебряные пластины с гравированной надписью, соединённые колечком и прикреплённые к тонкой цепочке. Шурочка в оцепенении смотрела, как шевелятся пухлые, ярко накрашенные губы, как яростно она отбрасывает назад мешающие ей густые пряди волос. Женщина замолчала. Потом перевела взгляд на старый сундук, стоящий в тёмном углу, сама себе кивнула, решаясь на что-то. Лёгкой походкой, словно танцуя, она подошла к сундуку, с трудом подняла его крышку, взметнув снежную пыль.
Шурочка не хотела лезть в грязный сундук, она отбивалась от голубоглазой, но та исхитрилась связать ей руки и стала запихивать в страшный сундук. Шурка хотела кричать, но проклятый кляп не давал произнести ни слова. Она мычала и билась в своём кошмарном сне, слёзы текли по щекам.
-Тише, тише, Шурочка. Всё прошло, всё у нас хорошо. Я с тобою, - голос мамы слышался рядом, и она успокоилась. Открыла глаза: мама сидела рядом на постели и её взгляд лучился нежностью.
-Мамочка, - одними губами прошептала девочка, - это была та злая тётка...
-Какая тётка? - Кира погладила дочь по голове, принимая на себя её страх и ужас, - какая тётка, Шурочка?
-Из Ленинграда, - вполне нормальным голосом отозвалась Шурочка и зевнула, - ну как же ты не помнишь? Та, у которой целая комната кукол.
-Даша? - догадалась Кира, - ты говоришь о Даше?!
-Она хотела забрать меня с собой, - уже совсем засыпая, пробормотала девочка.
Кира поцеловала Шурку, укрыла её одеялом:
-У неё ничего не получилось бы. Спи, здесь её больше нет и никогда не будет, - она бросила взгляд на образ Богородицы. Колеблющийся свет лампадки высвечивал скорбные добрые глаза, играл искорками на серебряном окладе. -Защити нас, Милосердная! - Кира перекрестилась и перекрестила спящую Шурочку.