Майлз остановился, опустив палочку острием к земле, чтобы не слепить притаившегося в зарослях сторожа, и вежливо поднял бровь в безмолвном вопросе.
Чего тебе, недоразумение Мерлиново?
Сторож подался вперед, шумно втягивая воздух тонким носом, не посрамившим бы лицо даже одной из сестер Блэк, и почти пропел мелодичным, с едва уловимыми рычащими нотками голосом:
— Проходите, мистер-р Эйвери. Хозяин здесь и давно ждет вас.
Спасибо за разрешение, — хмыкнул Майлз в мыслях. Как будто без этого разрешения он бы послушно мерз у ворот, дожидаясь, пока очередная полюбовница Сивого доложит о появлении гостя, сама дождется, пока на нее обратят внимание, доложит еще раз и наконец выслушает ответ, чтобы передать его гостю, который к этому моменту уже успеет окоченеть.
Министерской бюрократии в их рядах, по счастью, не водилось. Но вместо нее часто царила лень.
— Милорд здесь?
— Нет, мистер-р Эйвери, — протянула сторожиха — Сивый, сволочь ты блохастая, опять погрыз какую-то полукровку, которая до укуса сгодилась бы в содержанки даже излишне привередливому Малфою?! — и отступила обратно в тень, прячась среди листвы. — Только Лестренджи и Хозяин.
У оборотней картина мира несколько отличалась от общепринятой. Есть Милорд, который часами говорит о неправильном устройстве магического общества и несправедливости к этим отверженным всем миром детям Луны. И есть Хозяин, который обещает им охоту ради охоты, а не насыщения, и убийства ради убийств, а не великой цели. Перед Милордом склоняются из благодарности за особое отношение к ликантропам. Хозяина боготворят просто потому, что он Хозяин.
Иными словами, собаки — они и есть собаки.
Через еще дюжину ярдов тропа уперлась в черные кованые ворота с идущей перпендикулярно тропе подъездной дорожкой. Не шутил про эту дорожку только ленивый — кому она сдалась в такой глуши? — но самый меткий комментарий прозвучал, как и всегда, из уст одного русского с начисто отсутствующим инстинктом самосохранения: «И что они здесь паркуют? Ступы?».
Малфои, впрочем, оскорбились не на сам комментарий, а на объяснение, прозвучавшее как «Что такое ступа? Это большое ведро!». Но на дуэль вызвать постеснялись. Старший делал вид, что он выше подобных методов и вообще рукоприкладства, а младший нещадно трусил. Особенно после того, как месяц назад имел глупость засветиться в компании не кого-нибудь, а Сивого собственной персоной. На их счастье, женщина-аврор, полезшая в ту ночь туда, куда ее не звали, ничего путного не узнала, да и самого Малфоя разглядела недостаточно четко. Так что ее начальство так и не смогло придумать, как выдвинуть проштрафившемуся Люциусу хоть сколько-нибудь серьезное обвинение. Но одна случайность потянула за собой другую, другая — третью, и в конечном итоге Аврорат выяснил об их организации куда больше, чем ему следовало.
Милорд был весьма недоволен, и Люциус ходил по стеночке даже в собственном доме. От действительно суровой кары его спасало только влияние отца, но все — и в первую очередь сам Люциус — прекрасно понимали, что Абраксас отнюдь не вечен. И в случае его скоропостижной смерти куколка Люци может очень быстро стать очередной закуской для Сивого и его псин. А может, и не только закуской.
На пороге мэнора гостя встречал уже предупрежденный домовой эльф, сноровисто принявший пальто и отряхнувший то от налипшего на плечах мокрого снега.
— Господа в малой гостиной, сэр. Желаете чего-нибудь из напитков?
— Виски. Безо льда.
На улице и без того было… прохладно, поэтому ледяных напитков не хотелось совершенно.
«Господа» ожидаемо резались в карты, закинув на стол ноги в грязных сапогах, ботинках с двухдюймовым каблуком и светлых туфлях на острой стальной шпильке. Когда Майлз открыл дверь, из игры как раз выбыл обладатель сапог в лице младшего Лестренджа.
— Я пас. Добрый вечер, мистер Эйвери.
Старший поддакнул с дивана, притворяясь, будто он сидит там потому, что находит крайне интересным сегодняшний выпуск «Magical Financial Times», а не потому, что уже выбыл из игры, проигравшись в пух и прах. В следующую секунду его лишили и газеты, заставив подвинуться к самому подлокотнику.
— Кто бы сомневался, что ты спасуешь в самый ответственный момент, — немедленно ввернул Долохов и затушил в пепельнице очередной окурок. — Ну что, красавица, чем порадуешь?
Красавица демонстративно передвинула одну умопомрачительно длинную ногу в белом чулке, резко контрастирующем с темной дубовой столешницей, и из-под края узкой юбки показалось широкое золотистое кружево коронки.
— Это запрещенный прием, — не согласился Долохов, но послушно засмотрелся на кружева и белеющую над ними полоску кожи. С его хищным, напоминающим вытянутый треугольник лицом это завороженное выражение смотрелось откровенно забавно.
— Главное, что работает, — ответила недавно повышенная в должности работница Отдела по Борьбе с Контрабандой, любимый шпион Руквуда в Департаменте Магического Правопорядка и просто красивая женщина мисс Джанет Ричардсон. Подняла тонкую бровь, не забыв перед этим красноречиво поправить складки шелковой блузы на груди, и спросила: — Вскрываемся? Привет, Майлз.
— Что-то мне не нравится твой настрой, — разом посерьезнел Долохов и даже убрал ноги со стола. — Не надо было учить тебя прятать карты в рукаве.
— Поздно, — отозвалась Джанет нарочито мелодичным тоном и согнула ногу в колене. Юбка задралась сильнее, показав не только коронку чулка, но и тонкую белую подвязку, тянущуюся от скрытого под одеждой пояса.
— Ты посмотри, что творит, а? — хмыкнул Долохов, ни к кому толком обращаясь, и бросил карты на стол. Джанет подняла бровь еще раз.
— Хм, опять каре. Любишь же ты его.
И показала собственные карты, повернув их, как веер, в тонких пальцах с парой золотых колец.
— Ну знаешь ли! — возмутился Долохов, оценив расклад противника. — Даже мне хватает совести не мухлевать так часто, как это делаешь ты!
— И ничего я не мухлюю! — немедленно оскорбилась Джанет и метнула карты ему в лицо, словно те были тонкими стальными пластинами. Антон отдернул голову, как опытный боевик и бабник с многолетним стажем. Последнее в такой ситуации было даже важнее. Карты пролетели мимо и хаотично рассыпались по полу.
— Еще как мухлюешь, ведьма. Невозможно собирать флэш-рояль так часто, как это делаешь ты! Это я тебе как профессиональный шулер говорю!
Джанет демонстративно фыркнула в ответ.
— Ты просто не умеешь проигрывать! Вот и ищешь теперь отговорки!
— Ладно, — согласился Долохов, так же демонстративно складывая руки на груди. — Давай свое желание.
— Вы что, играли на желание? — вежливо поднял бровь Майлз, наконец получив от домовика вожделенный бокал с виски, и знаком велел оставить здесь же всю бутылку.
— А смысл играть с ней на деньги, если я с ней живу? — резонно поинтересовался Долохов.
— Живешь, — согласилась Джанет. — И женишься, сволочь. Вот тебе мое желание.
Долохов весело присвистнул.
— Ого, мы сегодня играем по-крупному. Уговорила! Женюсь! Через двадцать лет.
— Что?! — возмутилась Джанет и опустила ноги на пол с угрожающим стуком — почти грохотом — стальных каблуков о дорогой паркет. Наверняка поцарапала. — Никаких «через двадцать»!
— Поздно! — съехидничал Долохов, весело сверкнув темными полуночно-синими глазами и не делая ни малейшей попытки убраться подальше от разозлившейся любовницы. — Ты сказала «женишься», а не «женишься завтра» или «в следующем месяце». Так что я имею право внести собственные коррективы. В следующий раз будешь четче формулировать.
— Ах ты…! — зашипела Джанет, добавила какое-то явно русское ругательство, произнеся его с забавным акцентом, и бросилась душить мерзавца, не обращая внимания на остальных присутствующих в комнате. Узкая светлая юбка задралась совсем уж неприлично, и оба Лестренджа немедленно сделали вид, что их это совершенно не интересует. Майлз перевернул страницу. Придушенный кашель со стороны стола сменился таким же придушенным хихиканьем. В два голоса. А затем и не только хихиканьем.