– Так из-за кого у тебя так блестят глаза? Ты мне скажешь, или нет? Или тебя нельзя понять? – вернувшись к заинтересовавшему ее вопросу, выпытывала Ирина, разглядывая его холодным взглядом прозектора.
Сергею знаком был этот взгляд. Откуда? Из прошлой жизни.
– Не из-за кого, а из-за чего, – мягко поправил ее Сергей. – Недавно один старик перед смертью отдал мне зашифрованную записку. Случайно выяснилось, что это карта и на ней нарисовано, где после революции отец этого старика закопал золото. Его отец был известный киевский ювелир и золота там больше тридцати килограммов. Осталось только пойти и его выкопать.
– Так просто, «пойти и выкопать»?.. – презрительно скривив губы, переспросила Ирина, пожирая его расширенными глазами. Ее всегда раздражало в Сергее его невозмутимое спокойствие.
– Да, – улыбаясь, кивнул Сергей. – Вначале были проблемы с расшифровкой, теперь они решены. Осталось только пойти и выкопать золото, – весело объяснил он.
Лихо задвинул, не без желчи отметил Сергей. Он знал, как Ирина относится к чужим деньгам, да и к любому чужому успеху, и не упустил случая, чтобы не поделиться с ней радостной новостью. Хорошо изучив Ирину, он стал соглашаться с Аристотелем, который утверждал, что женщины, по сравнению с мужчинами, намного завистливей. Такова их природа и никуда от этого не деться.
– И, когда же ты его откопаешь? – наседала Ирина, нервно раздувая ноздри.
Сердитая складка появилась у нее между черных, как смоль бровей. Нетерпеливым жестом она отбросила назад растрепанные ветром волосы. Сергей вспомнил, что своею прическу Ирина называла поэтически: «Черт летел и ноги свесил».
– Скоро, – таинственно ответил Сергей, стараясь не рассмеяться.
– И как долго будет тянуться твое «скоро»? Когда, конкретно? – не на шутку заинтересовалась Ирина.
Ей с трудом удавалось справиться с закипающим нетерпением. Ее скулы напряглись, она побледнела и впилась в Сергея ненавидящим взглядом.
‒ Ну?.. Чего молчишь? О чем ты там думаешь в своей голове?! ‒ потеряв терпение, в бешенстве вскричала она.
– Скорей, чем никогда! – рассмеялся в ответ Сергей.
Лицо Ирины изменилось так, будто она случайно глотнула уксуса. Сергей знал все возможные выражения ее лица, но такое видел впервые.
– Хватит мечты мечтать! – сообразив, что ничего больше от него не добьется, язвительно бросила Ирина. – Ты разберись со своими бреднями, а то уснешь и останешься во сне, ‒ насмешливо приплюсовала она, с бесовской изворотливостью вывернувшись из смешного положения.
Со смешанным чувством нежной ненависти Ирина окинула Сергея обыскивающим взглядом, подумав при этом, ‒ «Что бы тебе оторвать?..» Так и не остановив свой выбор на чем-то одном, она развернулась и, не прощаясь, ушла.
– И тебе, до свиданья, – сказал ей вслед Сергей. – Может, когда-нибудь свидимся. Во сне…
Его позабавил выпад Ирины. Живость ума у нее сочеталась с резкостью манер и каким-то особенным злым обаянием. Проводив Ирину взглядом, он невольно залюбовался стройностью ее фигуры, которую эффектно подчеркивали подкатанные до колен темно-синие джинсы, ‒ цвет индиго и прошедшей молодости. До чего надоели заполонившие все вокруг «варенки». На ней были высокие эсэсовские сапоги и короткая кожаная куртка. Рассыпанные по плечам пышные волосы раскачивались в такт стремительной походке. Ее горделивая осанка с дерзким разворотом плеч, идеально круглая лепнина ягодиц, длинные стройные ноги невольно притягивали взгляды мужчин, будили и разжигали желание. Она была, как острие стилета, ‒ вся утонченность и напор. Только один напор, это еще не все.
Сергею вспомнилась Ваенга, донимавшая его когда-то из музыкального центра. Он всегда любовался походкой Ирины, она любила расхаживать по квартире голой в туфлях на высоких каблуках. И, что примечательно, он никогда не требовал от нее одеваться более прилично и не вилять бедрами при ходьбе.
На отнюдь не блеклом небосводе известных киевских лесбиянок Ирина выделялась своей яркой индивидуальностью. Она была сама чувственность, она это знала, и умело этим пользовалась. Ко всему, она обладала качествами, которое не имели другие, она была раскрепощена до полной расторможенности, не ведая ни стыда, ни жалости, ни угрызений совести. Одних, она восхищала, других, настораживала и даже пугала, и ее избегали, как чумы, а кое у кого, она вызывала зависть и ожесточенное неприятие всего, что бы она ни делала.