– Я сегодня получил центровую наколку, – заметив, что все заинтересованно слушают, продолжил Смык. – На скорой помощи пашет один лепила, он долечил какого-то деда до того, что тот кони двинул. Но перед этим дед подарил ему карту, на ней нарисовано, где его отец в революцию зарыл рыжье. Отец у этого деда при царе был ювелиром, причем, самым богатым в Киеве, и рыжих цацек там вал. До революции драгметаллы были в бросовой цене, не то, что теперь, – говорил Смык, используя свой, почти магнетический дар убеждения.
– На этого лепилу у меня ничего не было, мне его только показали, а он чуть не ушел. Пришлось за ним гоняться. Вот, походу ногу подвернул. Все обошлось, я его выпас, он ничего не заметил. Теперь у меня на него есть все: кто он, где работает и где живет. Надо узнать, когда он собирается доставать золото. Я выясню у него на работе, какие у него планы, не собирается ли он увольняться или уходить в отпуск. А вы, трое, будете ее пасти. Каждый из вас, по очереди, по восемь часов будет дежурить возле его дома. Сегодня пьем, есть повод, а с завтрашнего дня – ни капли, пока не найдем рыжье. Кто не согласен, пусть говорит сразу и сваливает. Дело верное, кто его завалит, того я завалю. Вопросы есть? – спросил Смык, и обвел своих подручных медленным неприязненным взглядом. Право пахана дать им высказаться, его же слово, будет последним.
Патлява замигал мутными, как грязная вода, шариками глаз, втянул голову в плечи и принялся чесать у себя под коленом. Быстрые глаза Шары двумя кривыми лезвиями сверкнули и спрятались в щелях прищуренных век. Плавно перемещаясь от одного лица с опущенными глазами, к другому, взгляд Смыка наткнулся на Мачулу. Выдвинув вперед массивный, как колено подбородок, он смотрел на Смыка тусклыми, близко посаженными глазами, в них не было и проблесков разума, ничего, кроме тупой злобы.
Но смутить Смыка было непросто, для этого требовался поистине разящий взгляд, а не тухлые гляделки этого ломом подпоясанного качка. Смык понимал, что его власть над этой шлаебенью держится на авторитете. В основе его влияния на них лежит авторитет и сила. Стая уважает только силу, а не логические аргументы. Но одной силы мало, на любую силу найдется сила покруче. Чтобы управлять этой рванью, надо иметь внутреннюю силу, – силу характера. Секрет кроется в продуманной системе устрашения.
– С чем ты не согласен? – оскалив в улыбке два ряда золотых зубов, спросил он у Мачулы.
Тон его вопроса казался благожелательным, но колючий взгляд колол острее ножа. Его неотступные глаза прожигали до затылка. Огромный Мачула под этим взглядом съежился и громко сопя, заворочался на своем ящике, а затем пробурчал:
– Чё за шняга? Магазин мы окучили, все намази. Ну, и… Типа того, заберем бабло и все пучком. Тут на тебе: «верное дело»… ‒ злобно передразнил он, скосив глаза на собутыльников. ‒ От него ж одна морока. Пока с твоей туфтой будем валандаться, то-сё… Магазин, типа того… Накроется. Где твои гарантии?! – выкинув пальцы веером и резко подавшись к Смыку, внезапно вызверился Мачула.
Пристальный взгляд Смыка не изменился, его глаза смотрели холодно и люто, они неотступно буравили Мачулу. «Потолкуем на гнутых пальцах, не впервой», ‒ подумал он.
– Ты прав, Мачула, гарантий нет, ‒ вроде бы рассуждая вслух, с невозмутимым спокойствием произнес Смык и замолчал, выдерживая паузу, чтобы придать вес своим словам.
Мачула его удивил. Он считал Мачулу наполовину дебилом, и это была лучшая его половина. «Ничего, перекантуем, а нет, так спишем. Невелика потеря, такой шкаф годится только для мебели» ‒ раздумывал между делом Смык, а сам продолжил.
– Но, если срастется, навар от этого дела будет в сто раз больше, чем от магазина, а главное, никакого риска. Ты хоть и Мачула, но в магазине тебя самого могут замочить[13]. Если на магазине спалимся, не пыль по квадрату будешь гонять, а червей кормить, – сказал Смык с расстановкой, для убедительности сжав в кулак пальцы в татуированных перстнях тюремной биографии.
– Возьмем цветняк втихую, подербаним и разойдемся. Каждому на три жизни хватит. А пулю ты всегда схлопотать успеешь. Достигаешь? – и Смык в упор посмотрел Мачуле в глаза.
Казалось, вся его воля была сосредоточена в этом «достигаешь». Тут звучало и убеждение, и повеление, приказ. Хотя Смык не был уверен, что Мачула понимает значение этого слова, ‒ тем лучше. Главное, чтобы в смысл въехал.