Никто бы не сказал, наверное, боялся ли он темноты и одиночества? Его глаза ничего не выражали, кроме угрюмой подозрительности. С настороженным вниманием он зорко смотрел вперед, двигаясь, как сильный, опасный хищник, вот и все. О чем он думал? Никто об этом не узнает. Никогда. Темнота была средой его обитания, а кроме одиночества, он ничего не знал. Клейменный неуемной ненавистью к людям и всему живому на земле, он денно и нощно варился в наплыве своих свирепых мыслей. Теперь же, его цель была близка, и он шел к ней с одержимостью фанатика.
Войдя в просторную квадратную пещеру с несколькими, отходящими от нее ходами, он остановился, как на распутье, воткнул в землю лопату и стал сравнивать свой путь с копированной схемой. Сосредоточено рассматривая ее, Бунимович не заметил, как из темноты безмолвно показались дети и окружили его со всех сторон. Они стояли, молча, не шевелясь, как привидения, в ожидании эффекта от своего появления. Увидев их, Бунимович вздрогнул, но тут же взял себя в руки.
Это были беспризорники от восьми до двенадцати лет, их было около десяти. Они первыми увидели свет его фонаря и выключили свои. Что они здесь делали, искали что-нибудь на пропитание или спустились, чтобы переночевать, было не понятно. Сбежавшие от жестоких родителей, из интернатов и детских домов, вечно голодные, они сбиваются в злобные стаи, которые рыщут всюду в поисках добычи. Как одичавшие собаки, они сворой набрасываются на женщин и стариков, пьяных и бомжей, на всех, кто слабее. Видя вокруг одну лишь несправедливость, они ненавидят всех и сеют вокруг только зло. Безжалостно мстя за себя обществу, они готовы бить и убивать всех подряд, за что попало и просто так. Выносливые и дерзкие, привычные к голоду и лишениям, они никого не боятся, своей звериной кровожадностью превосходя даже отпетых головорезов.
Не желая хоть в чем-то быть похожими на отринувшее их общество, они в то же время старательно подражают друг другу. Подчиняясь новой трущобной моде, они носят полуспущенные штаны, волочащиеся по земле с мотней по колено. Этот стиль возник в детских домах и исправительных колониях, где вся одежда воспитанникам приобретается на вырост и всегда бо́льшего, чем нужно, размера. Они были разного возраста и роста, и одеты по-разному, но было в них что-то одинаковое. Это были круглые, стриженые «под ноль» головы, последняя молодежная мода, пришедшая из тюрем и лагерей. Особенно отвратны были несколько из них, в куртках с надвинутыми на глаза капюшонами.
Бунимович ненавидел всё и вся, даже неодушевленные предметы. Некоторые животные, насекомые и вид вязкой глины вызывали у него приступы бешенства. Список особо ненавидимых им возглавляли люди, собаки и осы (с учетом ранговых мест). Этот список был бесконечен, но детей в нем не было. Он просто о них забыл… Глядя на молча окруживших его детей, хладнокровного Бунимовича бросило в пот. Хоть он и не подал виду, что испугался, испарина на лбу его выдала. Дети, которые в его понимании были никчемными зверьками, сразу заметили его страх.
– Ты чё тут шаришься, козел? – спросил самый старший и высокий бродяжка, который ростом был Бунимовичу на уровне груди.
Он громко шмыгнул и утер рукавом нос, откуда вылезли две грязные сопли. На безымянном пальце у него был вытатуирован перстень в виде четырех шахматных клеток. В двух не затушеванных клетках были наколоты буквы «С» и «Ш», обозначавшие, что владелец перстня, свой первый срок отбывал в спецшколе.
– Что за парад клопов? – в ответ спросил Бунимович. Его голос прозвучал замогильно глухо, будто шел откуда-то из живота.
– Доставай все из карманов, козлина!
Пискляво выкрикнул, стоящий сбоку ребенок лет восьми, чья стриженая макушка была чуть выше пояса Бунимовича. Его маленький слюнявый рот с большими безобразными заедами по углам злобно выплевывал слова.
– Ах, ты ж, пигмоид, тля жидконогая! – презрительно скривившись, процедил сквозь зубы Бунимович. Его лицо в свете фонаря потемнело, наливаясь синей венозной кровью.
– Отдавай все, что есть, или кровью сейчас умоешься! – не испугавшись, а выпятив воробьиную грудь и твердо глядя Бунимовичу в глаза маленькими острыми глазками, пропищал грязный заморыш.
Бунимович никогда не терял самообладания, он привык действовать быстро и решительно в любых обстоятельствах, всеми средствами.
– А ну, кыш отсюда, шантрапа! – зарычал он, ища глазами воткнутую в землю лопату и не находя ее, – А то!..