— Пожалуй, что… не откажу. Пользуйтесь.
— Спасибо, господин Шекспир, — прочувствованно выговорил торговый агент, — не соблаговолите-ли тогда скрепить ваше согласие подписью? Формальность должна быть соблюдена. Официальный документ, сами понимаете. Печаточку приложите, вот сюда. Премного благодарен, сэр. И напоследок, в качестве ответной услуги. У меня есть знакомый мебельщик, он изготавливает необыкновенно ладные компьютерные столы. Материал по желанию заказчика, эксклюзивный дизайн, разумные сроки выполнения заказа. Его визитная карточка…
— Мастер надёжный?
— Не сомневайтесь, господин Шекспир, отменный искусник-краснодеревщик. Виртуоз от древесины. Профессионал! Делает быстро, качественно и недорого! С вашего позволения., — торговый агент прощально махнул шляпой, подхватил баул и скрылся за входной дверью.
— Счастливой дороги! — Шекспир сел за компьютер, запустил «Cool Writer», создал пустой проект, набрал заглавными буквами в строке «Заголовок проекта» «Макбет. Трагедия» и… задумался.
Ангел на доверии
«Ангел, где твои крылья?» — с претензией на оригинальность вопрошал неведомый остроумец. Надпись, выведенная на штукатурке чернильным карандашом, назойливо лезла в глаза. Я отворачивался и мой взгляд утыкался в унылую, бесплодную и безжизненную равнину, тяжело уползающую за горизонт. Безжизненную, если бы не серые вереницы людей, бредущие под жесткими порывами ветра, секущего бледную кожу извивающимися хлыстами мелкого песка. Ветер кружил по равнине и не было от него никакого спасения. Куда бы не поворачивали люди, повсюду они встречали ветер и песок. Слепые поводыри вели за собой видящих и видящие беспрекословно следовали за слепыми. Такова была их участь и установленная мера искупления. Бледные тени в развевающихся рваных одеждах безостановочно текли мимо, бесправные и жалкие в собственном безграничном унижении. Впрочем, границы унижения существовали. Взвешенные на сверхточных весах справедливости, в присутствии неподкупных судей высшего суда и заинтересованных сторон, они были занесены во всевозможные анналы и кодексы, скрупулезно прописаны и разъяснены до мельчайших подробностей. Только кому были интересны эти правила и установления, кроме самих судей? «Во многом знании много печали, и тот, кто умножает познание, умножает скорбь.» А скорби и безысходности здесь и без того хватало, черпай, не перечерпаешь.
Насмотревшись на несчастья страждущих и страдания несчастных, я с облегчением окунулся взором в привычную обстановку заштатного бюрократического учреждения. Как в любом другом захудалом присутственном месте, стены моей родной конторы были до половины окрашены ядовито-зеленой краской. Выше был нанесен слой штукатурки, потемневший и потрескавшийся от времени. Проплешины и потертости были изобретательно и весьма остроумно прикрыты стендами с наглядной агитацией и щитами с цитатами. Щиты эти периодически, но нерегулярно менялись. В данный момент преобладали цитаты из Книги Екклезиаста. Выдержки из библейского текста были подобраны так, чтобы исключить некоторую двусмысленность, присущую высказываниям Проповедника. Желая скрасить скуку ожидания, я принялся читать: «Сердце мудрых — в доме плача, а сердце глупых — в доме веселья. Еккл. 7:4»; «Познал я, что всё, что делает Бог, пребывает вовек: к тому нечего прибавить и от того нечего убавить, — и Бог делает так, чтобы благоговели пред лицем Его. Еккл. 3:4»; «Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было, — и Бог воззовёт прошедшее. Еккл. 3:15»; «Ещё видел я под солнцем: место суда, а там беззаконие; место правды, а там неправда. Еккл. 3:16».
— Давно ждешь? — мой начальник, заложив руку в карман брюк и постукивая желтой кожаной папкой по бедру, иронично и чуть насмешливо смотрел на меня сверху вниз.
— Не так, чтобы очень, — я быстро поднялся на ноги. — Всего ничего, часов шесть-восемь.
— Ладно, тебе полезно, — сказал начальник, барственным движением перекладывая папку под мышку. — Кроме того, ожидание является составной частью наказания. — Он назидательно вздернул левую бровь.
— Хотелось бы пореже, — смиренно ответил я. — Особенно в свете точно подмеченного Екклезиастом, — я указал пальцем на последнюю прочитанную мною цитату.
— А-а-а, это, — шеф мельком взглянул на щит. — Это к нам не относится. А если и относится, то весьма и весьма опосредованно.
«И ублажил я мертвых, которые давно умерли, более живых, которые живут доселе; А блаженнее их обоих тот, кто ещё не существовал, кто не видел злых дел, какие делаются под солнцем». — в ответ с чувством процитировал я.